– Что же именно вас разозлило? Вы это выяснили?
– Да, – неожиданно резко произнесла Сюзанна, вскинув голову. – Думаю, да.
Теодора слегка изогнула бровь, показывая, что ждет ответа, но не торопит.
– Меня разозлило то, что на самом деле Т. ушел потому, что у Чика умерла мать, и теперь тот боится, что не сможет платить за дом, потому что содержала его старуха. Этот Чик… О, ведь он просто отвратителен и даже не понял того жеста, который сделал для него Т.!
– Почему же вы считаете, что Т. поступил неправильно? Ведь вы к этому ведете?
– Да не веду, а говорю прямо! Т. не стоило этого делать, это просто глупость!
– Но ведь Чик нуждался в повышении больше, не находите?
– Будь он хоть на половину так же талантлив и трудолюбив, как Т., что ж, возможно. Вероятно, это можно было принять за добрый жест. Но в случае Чика это просто несусветная глупость! Он этого не заслуживал, а теперь лишь убедится в том, что все должны ему, бесталанному наглецу!
– Не слишком ли вы резки по отношению к тому, кто потерпел утрату, фрекен Даль?
– О, я еще недостаточно резка. Нет в этом ничего хорошего, фрекен Холл. Это просто глупость!
– Понимаю, что уход Т. расстроил вас и…
– Вот, значит, что вы обо мне думаете? – вскинулась Сюзанна, выпрямившись в кресле. – Ревнивая дурочка, злобная маленькая эгоистка. Ну да, эгоистка! Я этого никогда не отрицала. Но злобная ли? Такие неразумные, откровенно глупые жертвы никогда не ведут к добру.
– По-вашему, будет лучше, если все начнут заботиться лишь о себе, эгоистично забывая о нуждах соседа?
– Именно так я и думаю! Не стоит забывать о ценностях. У каждого достойного человека они есть, и он не позволит себе похоронить их. Поощряя беспомощность, глупость, наглость и лень, добра в этом мире больше не станет. Вы не обязаны заботиться обо мне, точно так же, как и я о вас. Но вы просто должны думать о себе. Общество вбило в головы мысли о самопожертвовании, о святой добродетели, только где оно оказывается с такой моралью каждый раз? Я скажу вам: на краю нищеты и голода, у ног бестолкового, наглого, объедающего их правительства. И со слезами, с голодными детьми на руках хлопают глазами и продолжают слушать речи о самопожертвовании, только уже стоя на коленях!
В легких Сюзанны закончился воздух. Она упала на спинку кресла и отвернулась, словно смертельно устала от непонимания. Теодора же в ступоре смотрела на упрямое лицо в обрамлении светлых кудряшек. Ее как будто отчитали, точно это она была в кресле пациента. Отчитали за то, чем она руководствовалась всю жизнь, слепо доверяя