Ни хрена это не логично.
И главное, видно, что трусит, что прям весь на дерьмо исходит, до того ему страшно и непривычно. Ну да, убивать людей непросто. Особенно в первый раз. А тут ребёнок.
Дети…
Спокойно убивают детей лишь конченные психи. Этот же…
– Дяденька, – я решил рискнуть и глаза открыл. – Дяденька, а что вы делаете… мне страшно, дяденька!
И сказал это громко. А ну как тут ещё кто есть поблизости.
– Я? – он стушевался и от кровати отскочил, убирая подушку за спину. – Я тут…
Как есть трус.
И из тех, кто до последнего будет отступать. А потому самое главное – не загонять в угол.
– Вы… меня лечите, да? – и глазками хлопнуть. Не знаю, видит он там что или нет, но хлопаю старательно и голосок вымучиваю жалостливый. – А что со мною было, дяденька? И попить бы…
– Попить… да, попить…
Внимание его переключается, а я выдыхаю. Если он не решился убить меня спящего, то бодрствующего тем паче не рискнёт.
– Сейчас. А ты что, не помнишь?
– Помню… плохо помню… вот как бегал… и вернулся…
– Куда бегал?
– Так, вокруг. Для здоровья. У меня здоровье слабое. Я решил, что если бегать буду, стану сильным… вот как вы.
Он что-то там пыхтит. И уходит недалеко, к столу, на котором графин с водой стоит. Наполняет стакан. Возвращается. Пить страшно, а ну как плеснул чего. С другой стороны, что ему мешало это и сделать? А он с подушкой припёрся. Значит, или нечего плеснуть, или опасается, что отравление обнаружат.
Сказать определённо сложно. Я слишком мало знаю про мир.
Пью.
Вода местная имеет своеобразный привкус, но его я уже знаю.
– Ты… мальчик… отдыхай, – велит Антон Павлович. – Тебе надо восстанавливать силы…
– Антон Павлович? – дверь открывается без стука, и в комнату входит Евдокия Путятична. – Что вы тут делаете?
– То, что и должен.
Он чуть дёргается, но вспоминает, что треклятая подушка лежит на табурете, у стола с графином, и успокаивается этим.
– Наблюдаю за пациентом.
– Что ж. Очень рада, что вы снизошли до исполнения непосредственных обязанностей, – голос Евдокии Путятичны сочится ядом. – Но теперь я вас сменю. Вам стоит… подготовиться.
– К чему?
– Ко встрече с дознавателем.
– Синод? – обречённо поинтересовался Антон Павлович.
– Он самый… завтра с утра и прибудет.
– С чего вдруг так скоренько зашевелились?
– Понятия не имею, – она подвигает стул и садится подле кровати. – Возможно, рядом оказался. А возможно… разные слухи ходят, Антон Павлович.
– Вам ли слухам верить…
Эти двое за время моего отсутствия то ли договорились, то ли примирились. Во всяком случае прежнего раздражения я не ощущал.
– Порой только им и остаётся… цензура в последние годы стала куда как жёстче. И многое до людей просто-напросто не доходит. Впрочем, не стоит пугать юношу. Давно очнулся?
– Только что. Воды вот попросил. Я и налил.
Антон