– Давненько жути такой не видал. И не просто пиявка какая, нет, настоящий крухарь. Воплотившийся почти…
– Как он попал за периметр?
Вот и мне интересно – как.
А название твари запоминают. Крухарь. Ни о чём не говорит, но это пока.
– Так… окно открыли… открыли окошко… и иконка сдвинулась… чутка так, на малость самую.
– Сама?
– Так… кто ж его знает. Окошко-то я закрывал самолично, Евдокия Путятична. Вот вам крест, закрывал! И проверял! Я ж разумею, я ж не они…
И тут я Фёдору верю. К ежевечерним обходам он относился серьёзно, каждое окно проверял, створки дёргал, шпингалеты пальцем тёр. Я ещё думал, это чтоб подопечные не разбежались.
– Да и крухарь… откуда здесь такой твари взяться-то?
– Он ли?
– Уж поверьте, Евдокия Путятична… он… как есть он… я их навидался, когда служил-то… не ошибусь… но в том и дело, – Фёдор понизил голос. – Что и в местах скверных они не сразу заводятся. Сперва-то пиявки да шептуны, да прочая мелочь всяко-разная. А уж после, если обживаются, то и покрупней кто. Навроде крухарей. Но и те сперва жиденькие, слабенькие. Этот же не вчера границу пересёк, говорю же, почти воплотился. Так что…
Теплая рука легла на лоб и от неё потянуло силой.
Хорошо.
Теперь жар, исходивший от Евдокии Путятичны, согревал. И Савку перестало трясти.
– А малец-то одолел… – добавил Фёдор. – От же ж… хорошую кровь сразу видать. Вы… чего с ним делать будете?
– Не знаю… – Евдокия Путятична вздохнула. – Надеялась, что время ещё есть, а оно вот как повернулось.
– Тут ещё… – Фёдор замялся. Явно было, что ему есть что сказать, но он сомневается, надо ли. И всё же решился. – Извините… кому бы другому… смолчал… не моё это дело, в барские игрища… но вот.
– Это что?
– Метка…
Я бы посмотрел. Но Савка упрямо отказывался открывать глаза. Да и вовсе ощущался… нехорошо. Слабо.
– Ну, вроде метка. Или вот манок. Камень со скверного места. Не сказать, чтоб с самого… но тени такие от чуют. Я ещё тогда подумал, чего он к мальчонке попёрся? Кровать-то от окна далече, у двери самой. А это комнату надобно перейти…
Интересно.
У меня вот похожие мысли возникли.
– Тени ж… им же ж всё одно, кого жрать… а он тех, у окна, не тронул. Мимо прошёл. Чтоб крухарь да полез дальше, чем надобно? Только если вот…
– То есть, ты хочешь сказать…
– Позвали его. Я этот камушек под кроватью мальчишкиной нашёл. Кто-то кинул его. И окошко приоткрыл. И иконку сдвинул… не снял, а сдвинул. Может, даже проклятой водой и дорожку прочертил, батюшка ж наш крепок в вере… только, Евдокия Путятична… вы это… не говорите никому.
– Почему?
– А потому что скверну из камушка вытянули. И с окошком не докажешь. Но ежели так, то выйдет, что у вас тут чуть ли не смертоубийство затевается.
Разумно.
Очень даже.
– А сами ведаете, сколь многим вы не по нраву. И случая ведь не упустят подвинуть. Тот же Антошка спит и видит,