– Фёдор?
– И дружкам вашим скажите, чтоб забыли дорожку-то, коль не желают вас под монастырь… или в монастырь.
Это как?
– А лучше бы вам, княгинюшка, – голос Фёдора обрёл силу и уверенность, и заговорил он быстро, словно опасаясь, что уверенности этой надолго не хватит. – Бросить дурное это дело, пока беды не случилось. Оно же ж опасно… оно же ж вон как… и другим разом батюшки вашего власти не хватит, чтоб беду отвести. Да и его б пожалели.
– Жалею, Фёдор. Жалею. Но… кто-то ведь должен.
– Вы?
– Отчего нет. Да и не беспокойся. Я не делаю ничего такого…
Фёдор сопит, явно не согласный.
– Порой мне кажется, что я не делаю вовсе ничего… что все эти листовки и воззвания… это пустое, ничтожное… и что надобно иным путём идти.
– Бонбы кидать?
– Нет. Террор – это… это отвратительно, – сказала Евдокия Путятична и я с ней согласился. – А ещё совершенно бессмысленно. Террор лишь озлобляет власти и мешает диалогу. Он противен самой идее гуманизма и…
– Что тут происходит? – раздался незнакомый голос и Евдокия Путятична осеклась. И руку убрала. Жаль. Сила её изрядно согрела. Вон, и оцепенение у Савки почти прошло-то.
– Всё, Фёдор. Идите, – Евдокия Путятична тоже поднялась. – Наведите порядок. И воспитанников надо убрать, чтобы следы не затоптали. Вовсе комнату заприте, тех, кто был в первом дортуаре, переведите в другие, временно.
Голос стал прежним, равнодушно-спокойным.
– А вам – доброй ночи, Антон Петрович. Рада, что вы, наконец, вспомнили о своих должностных обязанностях и вернулись. Кажется, ваш отпуск должен был завершиться дня три тому?
– Я болел, – голос мне не понравился.
Такой вот капризный, ноющий. И раздражения своего тип не скрывает.
– В таком случае счастлива, что вам стало легче.
– Мне сообщили, что здесь случилось… к слову, что случилось?
– Кто сообщил?
– Разве это так уж важно?
Не Фёдор. Тот топтался у двери, явно не желая оставлять Евдокию Путятичну наедине со мной и этим типом.
– Кто-то из старших… – директриса сделала свой вывод. – Ожидаемо… но да, кое-что произошло. В приют проникла тень и напала на воспитанника.
– Ужас какой! – воскликнул Антон Петрович, но как-то так, не сильно ужаснувшись. – Бедное дитя… сильно пострадал? Надо будет вызывать полицию…
– Фёдор займётся.
Шелест.
Шорохи какие-то…
– До утра дотянет? – Антон Петрович переместился. Всё-таки Савке бы глаза открыть или приоткрыть, потому как напрягает. – Позволите? Я, конечно, не столь силён и талантлив… но зато у меня имеется лицензия на врачебное вмешательство…
Это он на что сейчас намекает? Всё-таки мало информации. До отвращения мало.
– Моя лишь ограничена, – мягко произнесла Евдокия Путятична. – И допускает использование… способностей в ряде случаев. Вроде нынешнего…
Его сила иная.
Тоже ощущается горячей, но… такой вот, неровной, будто не поток кипятка, а редкие