Ну да, а он, несчастный, страдал в подворотне.
– Вы и ныне-то… вы свой оклад жертвуете приюту. Вон, книги для библиотеки закупили. Стулья новые. Матрацы. Одежонку… благородство на первый взгляд. Только вам на этот оклад жить не приходится. И семью содержать.
– Не знала, что у вас семья имеется, – ехидно произнесла Евдокия Путятична.
– Это так, к слову.
Его сила не спешила растворяться, так и болталась внутри Савки клочьями чего-то тусклого и неприятного.
– Вам с первых дней жизни везло. Вы из тех, кому всё от рождения… имя, положение. Сила. Красота… потому и тянет вас, ангелов, спуститься к убогим, поделиться светом небесным… – он наклонился и дыхнул. А ведь пьёт дяденька не первый день и даже не второй. Перегар стойкий, выдержанный.
– По-моему, вам стоит…
– По-моему, – перебил Антон Петрович, – это вам стоит снять ваши чудесные очки. Мир – дерьмо. И люди тоже. И я лишь один из них. Из многих убогих, которым ваши красивые словеса о всеобщем равенстве… что… думаете, раз пью, так не вижу и не понимаю? Вижу и понимаю побольше вашего… наивная вы… и дура.
– Сами вы… недостойный человек. И пить вам, по-моему, уже хватит…
– Хватит. Только как остановиться… но я не о том. Вы, Евдокия Путятична, весьма идеалистичны. И странно даже, что этот идеализм не пооблез… мальчишку надо продать.
Что?
Тут что, людей продают?
– Я даже сейчас могу позвонить… его заберут. Вам заплатят… или, раз уж деньги не нужны, окажут услугу. Услуги вам нужны… скажем, тихое место для вашей типографии… или вот лаборатория. Ингредиенты особого свойства.
– Боюсь, вы меня с кем-то путаете.
– Ну да, ну да… что это я… ингредиенты… Вы ж у нас из числа гуманистов, которые против террора. Но вот Особому отделению, как мне сдаётся, плевать… у него своя отчётность. И вы со своими бумажками да проектами народных школ вполне в неё впишетесь.
Эта падла что, угрожает?
– Вы мне угрожаете?
– Предлагаю… мы же можем дружить, Евдокия Путятична… и вместе работать. Объединить усилия, как вы там писали, во имя всеобщего благоденствия и чего там ещё? От вас-то и потребуется лишь малость… бумаги там подписать… акты…
Он отошёл от нас с Савкой. И я заставил-таки Савку открыть глаза.
Туман. И серость. Она стала чуть более плотной, что ли. И в ней различимы два силуэта – мужской и женский. Причём женский яркий, и вправду будто светом объятый. А вот мужской будто пятнами побило, светящимися.
Сила так проявляется?
– До сих пор не смирились, что я прикрыла ваше маленькое дело? – женщина ниже. Но всё-таки она не отступает, хотя мужчина и навис над нею, перекрывая проход. – Вы продавали детей.
– Доказательств у вас нет…
– Если бы были, я бы обратилась в полицию.
– Ну да, несомненно… бросьте, Евдокиюшка… взгляните на это иначе… что их ждёт? Сироты. Многие подкидыши. Ни рода, ни имени. Ни малейшего шанса