– Сечас, – сказал Тим, в упор глядя на подследственного. – эта комната будет Сотникоф. Он будет говорит, знат ви или не знат о людех, котори бит его Quartier. Ви не правда говориль, што спрашиват мат у Корйенйева только один Information о Arrest йево доч. Ви не говорит правда о это дéлё. По это ми делат Arrest мат у Корйенйева и делат йей допрос. Йесли она не говорит тоше, длйа чего ви ходи́т до нэйо в ринок, наш Kommandantur дайот приказ стрелйат йево… йейо после ваш растрель!
– Что, вы и Феню расстреляете?! – произнес ошеломленно юноша. Тим молча кивнул и сделал вид, что перечитывает его записанные на бумагу показания.
– Но она совсем ничего не делала! Я вам истину говорю!..
– Йесли она не делат, но она зналь, што ви делат вред длйа немци! – ответил Тим. – И мольчаль… Она не хотель говорит нам о йейо доч… gut! Aber ваш дéлё она не говориль тоше. Она вас, – Тим ткнул в сторону Мухина ручкой. – тоше скриват. И ваш друг Сотникоф. Она мольчаль о вас оба. И она преступник тоше.
Подросток молчал, не зная, как ему поступить дальше. Тим же придвинул протокол допроса к Репьеву и сказал по-немецки:
– Дайте ему, пусть письменно укажет, что текст протокола составлен верно. И пусть подпишет.
Переводчик, чуть подавшись вперед, положил лист бумаги перед подследственным и развернул соответствующим краем, после чего стал объяснять Мухину, что тот должен делать. Юноша, будто впавший в ступор, механическим движением взял из рук Тима ручку, дрожащим почерком вывел под немецким протоколом под диктовку Репьева русские слова и поставил нечеткую – от того, что чернил на пере осталось мало, роспись.
– Молодец! – сказал Репьев и, забрав у него лист с протоколом и ручку, вернул все Тиму. Тим взял пресс-бювар и стал не спеша промокать текст, одновременно говоря переводчику:
– Скажите ему, что показания, которые он дал, ничего существенного в дело не добавляют. Поэтому вряд ли они смогут служить смягчающим обстоятельством, когда в комендатуре станут рассматривать его дело. И объясните ему, что исполнение приговора от меня не зависит, но на все про все уйдет несколько дней… может быть, три, а может быть, пять… Может быть, я еще приеду его допрашивать. Но если он за то время, пока его не поведут на казнь, передумает и решит рассказать всю правду… прежде всего, кто руководил их группой и где того найти, он всегда может через охрану позвать коменданта тюрьмы или помощника коменданта, чтобы связаться со мной. Тогда у него будут шансы выжить.
Репьев стал все это объяснять по-русски Мухину. Тот выслушал, опустив голову, и сказал лихорадочно, с появившимися в голосе какими-то истерическими нотками:
– Да не знаю я, кто главный!.. Разные люди к Васе ходили… мне не говорили, кто они, правда…
Положив лист с протоколом под крышку стола на свой лежавший на полке портфель, Тим встал с кресла и, разминая ноги, небрежно зашагал вокруг стола и сидевшего на допросном стуле, пытавшегося оправдаться Репьеву, подследственного.
– У вас