Обедали в шатре с тем же набором яств, но уже без вина. Разместились на ковре в прежнем порядке – и Еремей с тайной радостью почувствовал со стороны соседки, как в первый вечер, легкое дыхание цветов, таинственных, каких, наверное, и не бывает на этом свете, но запах которых все же дают нам обонять некоторые женщины. Еремей старался не смотреть в ее сторону, меньше оказывать ей внимания. Ночью он пришел к выводу, что красавице просто захотелось поиграть с ним, чтобы показать кое-кому силу своей власти, а потому не следует ей поддаваться. И это ему легко удалось – Далия в этот раз тоже не стремилась к общению и не обращалась к нему. Из-за чего Еремей с каждой минутой все больше испытывал печаль и отчаянную обиду. К тому же кроме отца и Далии говорить ему было не с кем, и ему стало скучно сидеть в компании чужих и неинтересных людей. Взяв кусок лаваша с сыром, он вышел на воздух.
Бедуины с поджатыми ногами сидели на земле у своих палаток и молча смотрели на него. Клетчатые куфии, бело-красные или бело-серые, почти полностью скрывали их лица, и Еремей видел только глаза, таинственно светящиеся в глубине. Казалось, глаза ничего не выражают, но кто знает, что на уме у этих измаильтян!
Спугнув ящерицу, Еремей тоже сел в тени низкой акации и стал смотреть на каменные ковриги гор, на зависшего в высоте ястреба. Вот так бы и сидеть вечность, никуда не спешить, ни с кем не говорить, думать, что придет в голову, и ничего не желать!
После обеда все разошлись по шатрам и лагерь погрузился в марево и безмолвие. Но к вечеру снова все оживились в ожидании концерта этнической музыки, о котором за обедом торжественно объявил Халдей. Из большого шатра вытащили ковер, раскатали его на поляне. Из ковра поменьше получился задник. Установили фонари. И вот в ранних сумерках со стороны горы подъехал микроавтобус, из которого высыпало с десяток музыкантов с футлярами и рюкзаками. Последней сошла на землю дородная певица в нарядном сценическом платье, украшенная множеством тяжелых, претендующих на подлинность, серебряных украшений. Халдей принял ее в две руки, с поцелуями в обе щеки. Артисты пошли в шатер переодеваться, зрители стали рассаживаться в принесенные шезлонги и сиденья. Еремей нашел место рядом с отцом, Далия со своим спутником сели неподалеку. Еремей ощутил на себе ее взгляд, а когда оглянулся, был одарен щедрой улыбкой.
Музыканты с распакованными инструментами вышли наружу – в тех же джинсах, простых рубашках и одинаковых светлых бейсболках. Ведущий, назвавший себя Рафаилом, стал объяснять, что это за инструменты – и каждый музыкант давал их послушать несколькими мелодичными фразами. Певица (Халдей называл ее Хевой) – под аккомпанемент арфы исполнила несколько псалмов на иврите и арамейском, так, как они звучали при царе Давиде и при царе Ироде.
Потом Халдей подсел к Далии и о чем-то стал говорить ей и ее спутнику,