Вот мы мчимся по лесной тропинке на велосипедах. Я вижу твою спину. На багажнике – корзинка. Пикник? Такого никогда не было. И не могло быть. Корзинка и велосипед современные. Тогда таких не существовало.
Вот Вася Плетянин в анатомичке. Он – мой очередной «однокурсник». А вот мы выпускаемся. И тут же он в форме и хирургическом фартуке сидит на пне. Не вижу, что по сторонам. Похоже, занесло меня в сорок первый. Тогда…
В середине сентября нас снова перебросили. Было холодно и сыро. Не переставая поливали дожди. По-моему, накануне убило Лену Семенову. Взрывом накрыло подводы, которые она сопровождала в эвакогоспиталь. До сих пор не понимаю, откуда он там взялся. Наша веселая девочка… Осталась воронка. И память. Вася за нее всегда на Девятое мая пил. И плакал.
Вот маленькая Арина бежит по скверу. Ей шесть лет. Она кричит: «Мама вернулась!» Солнце бьет мне в глаза. С ней – моя мама. Меня только демобилизовали. В нашей семье всегда все шиворот-навыворот. Женщин с маленькими детьми дома оставляли, а меня в сорок третьем Совет на фронт отправил. Призыв – и вперед. Мамины таланты не понадобились, она внучку воспитывала.
А потом вижу мокрый асфальт. Кто-то мчится на мотоцикле. По-моему, машина летит по Садовому. И наступает темнота. Это ты закрываешь мне глаза ладонями, прижимаешь к себе и шепчешь: «Достаточно. Хватит боли». Потом руки, голос, твое тепло – все исчезает. Я смотрю на собственное отражение. Снова одна.
Мама и бабушка много раз говорили: Совет избавляет нас от боли. А я не могу. Эта мука намертво сплетается с воспоминаниями. С каждым годом связь все сильнее. Я потеряю целый мир – тебя, друзей, мой город. Да я себя потеряю, в конце-то концов. И эта пытка – моя плата за спасенных. Переживу как-нибудь второе декабря. И следующее. И еще одно. Или умру, глядя в зеркало на твои отражения, как влюбленная Горгона.
Иду в отделение. Там Иващенко. И других нужно посмотреть. Да, с Настей еще поговорить. Она странная какая-то. Неужели с Линой не получается?
Анастасия Сергеевна Грин пришла к нам десять лет назад. Уже не помню, кто привел странную плохо одетую девчонку поработать летом. Санитарок всегда не хватало, и студентка-первокурсница пришлась как нельзя кстати.
Я разглядывала худую высокую фигуру и размышляла, как отличалось обучение тогда и сейчас. Нет, в тридцать девятом тоже выпускали недоврачей, но жизнь быстро все расставила по местам. Практики и знаний институт тогда и годы спустя давал недостаточно и выпускал скорее полуфабрикат зародыша, чем полноценного врача. Все как в довоенные годы.
Ох, не дает мне сегодня покоя Плетянин. Я помню, как он первый раз пытается войти в брюшную полость. Тьфу, стыд и срам. Он толком не умеет держать инструменты. Показываю, Вася удивляется. Молчу, откуда у меня опыт.
Зачем ему знать, что я и в Крымскую, и в Первую мировую хирургам помогала. Врать не буду, с Пироговым жизнь не сводила. О нем я только слышала. С другими поработала. Вернемся к Анастасии Сергеевне.
Настя