Когда Николаич заканчивает, из дренажей начинает течь. Сразу по всем. Да еж тебе в глотку! Он снова открывается. Уже не таясь, Андрюха в голос матерится. Я шагаю в Тень. И мы еще час боремся за жизнь. Безуспешно.
В половине десятого выходим из операционной. У дверей ждет мать. Смирнов ежится: это самый страшный кошмар – сказать женщине о смерти ребенка. Стою с ним рядом. Как оставить их вдвоем? Мать застывает, потом спрашивает:
– Я могу попрощаться?
– Да, но немного позже, – отвечает Андрей.
Ни истерики, ни криков. Мать заморозило, и это по-настоящему ужасно.
– Геля, не надо, – ты тихо произносишь на ухо. Никто не слышит, только я.
– Илона, – Андрей тянет на себя пакет, который я держу мертвой хваткой.
– Извини, – отпускаю свой конец.
– Лон, сама встанешь?
– Нет, Насте помогу. В какой операционной?
– В третьей.
– Да туды ж ее в качель. Как я не люблю третью, неуютно в ней.
– Да ладно тебе, Лон, не ворчи. Третья так третья. Я пошел.
Андрей быстро уходит вперед по коридору, привычно хлопает ладонью по клавише. Тяжелая дверь откатывается в сторону. Он скрывается в предоперационной. Обработка рук, халат, перчатки – на все надо время. Но оно есть, я знаю.
Подхожу к наркозной. Как Смирнов, нажимаю на клавишу с надписью «Вход». Я не хирург, мне намываться не надо. Пока стою у раковины, перед глазами плывет другая предоперационная.
Мы с Танечкой драим руки щетками с мылом, потом спирт, и после – добро пожаловать в тазик с сулемой. Да, мои руки нежными не назовешь. Нет, нынешняя молодежь этого не знает. К счастью. Ах, Танечка! Она умрет от брюшного тифа в тысяча девятьсот восемнадцатом году где-то под Одессой. Это будет позже, а пока мы весело болтаем.
Видение исчезает от звука открывающейся внутренней двери. Из операционной показывается анестезистка. Ее тоже зовут Танечкой. У нее золотые руки, большие голубые глаза и острый, как бритва, язык. Выглядит она лет на двадцать пять, хотя на самом деле ей давно перевалило за тридцать. Двое детей. Муж – известный хирург – работает в другой клинике.
В сентябре, когда в ординатуру приходит новая порция самоуверенных начинающих хирургов, в оперблоке работает тотализатор. Ставки делают по двум направлениям: кто первый осмелится подкатить к Тане, как она его «умоет».
– Илона Игоревна, как хорошо, что вы сегодня с нами.
Таня говорит искренне. Мне здесь всегда рады. Хирурги считают, что я приношу им удачу. Они не знают, чего мне стоит их мнимое везение.
– Танюша, свежие анализы есть? Меня больше всего интересует КОС. И рентген.
Да, все есть. Снимки вывели на экран в операционной. Анализы в руках у Насти, ой, Анастасии Сергеевны.
Не хочу входить. Ветер Призыва превращается в ураган. Ты сзади подталкиваешь меня и шепчешь:
– Не стой, Геля. Пора!
Вдох, выдох, вдох. Открываю дверь и вхожу в операционную. Снова не смотрю в лицо мальчику на столе. Замираю