– А! Значит, Николай Николаевич Огородников.
– Вы его знали? – удивилась Вика.
– Нет, конечно, – рассмеялся Михаил. – Логически вывел из нескольких Глебовых книг.
– Из каких? – все еще дивясь, спросила Вика.
– И из «Охваченной двумя океанами», и из «Азовских плавней», и из «Огней вдалеке».
– Что это за вещь – «Охваченная двумя океанами»? – заинтересованно обернулся Анвар.
– Хорошая книга. Во многом биографичная. О том, как он бродил по Чукотке и плавал вдоль ее побережий в несерьезных посудинах, об истории поиска чукотского золота.
–Точно, – подтвердила Вика. – Я вижу, вы действительно до мельчайших подробностей знаете творчество Глеба.
– Только по видимой части айсберга.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что опубликованное составляет только часть его творчества, честно говоря, не знаю какую, но уверен, что извлек бы куда больше знаний и об этой части Земли, и о самом Глебе, если бы прочитал его рукописи, наброски и заметки. Чем обильней поле фактов, тем больше ассоциаций возникает при анализе текстов. Чем меньше фактов, тем меньше можешь вывести с помощью логики и интуиции. Вот, например, я был уверен, что прототипом Черешкина был Огородников, в смысле портрета, характера, но был ли сюжет рассказа основан на жизни Огородникова, откуда мне знать?
– Нисколько не был, – уверенно сказала Вика. – Глеб выдумал сюжет от начала до конца.
– Странно.
– Что странно?
– Я был уверен, что он писал только о том, что сам видел, пережил или слышал из заслуживающих доверия источников. Конечно, кое-что он при этом мог изменить в своих вещах, но не очень сильно.
– Ну, отчего же! – возразила Вика. – Он не так уж редко выдумывал, хотя не спорю, чаще отправлялся от действительных событий. Трудно даже представить, сколько всего он узнал и навидался за свою – вы, наверно, согласитесь – недолгую жизнь.
Шоферский затылок уже давно обратился в символ внимания. Видимо, Вика тоже заметила это и потому ни разу не назвала фамилии Глеба.
– Скажите, Вика, а Огородников тоже страдал внезапными припадками из-за травмы черепа, как Черешкин в рассказе?
– Да, еще как! Один раз это при мне случилось. Он упал на пол и стал биться, причем все конечности дергались в разном ритме. Глеб уже знал, как с ним надо обращаться в таких случаях, но для меня это было полнейшей неожиданностью. Глеб крикнул: «Беги, мочи простыню!» – а сам бросился его удерживать. Мы потом вдвоем еле-еле запеленали его в мокрую простыню, хотя Глеб Александрович был очень сильный человек, да и я на слабость не жаловалась.
После ее рассказа они долго молчали. Машина уже мчала по Москве. Вика сказала, куда ее подвезти. Наконец, она попросила остановиться.
– Позвоните мне, Михаил Николаевич, когда выберете время, – сказала она, пожимая Горскому руку.
– Обязательно