Скачущие наверху,
Все пропахшие кислотою,
В безрукавках на меху —
Бьют в решетчатые сени:
– Раскрывайте-ко острог!
Речь о свете и спасеньи,
И с того не меньше страх!
Как раскроются ворота,
Она выглянет, сочась:
– Да, конечно же, я – природа,
Но не здесь и не сейчас.
«…черно-морской, горько-уханный…»
Б. Понизовскому
…черно-морской, горько-уханный,
А не сладимый тлен земной
Влек трехударный шум слиянный
Из моря в шерстке искряной.
Свод неба был – слеза и рана,
А люди в низкой темноте
Тащили, выпятив, катрана
С турецким ртом на животе.
Сколько же памяти бессвязной
В соединеньи дыма тьмы
С звездой в костре, сырой и грязной,
Которую не видим мы.
И столь же праха неслиянно
По выцветшей кружит черте
У неба, вьющегося рьяно
В турецкий рот на животе.
Вот света колкие затылки
Вот света колкие затылки
Скакнули накось от луны,
Вот стали снежные бутылки
с деревьями – Освещены;
Вот выснеженная аллея
(Что, смутно-глубоко белея,
Во сне тяжелом замерла)
Вздохнула, руку отвела…
И свет, сходящий с лестниц черных
В объятий этих сонных неть,
Три клиновидных, золоченых,
Три силуэта смог иметь;
И три светящихся каркаса
Златое пенистое мясо,
Как самородное стекло,
В мгновенье ока облекло.
И с выгнувшегося полукруга
Незамерзающих небес
Сквозь три напруженные лука
Прорвался выстрел – и исчез.
«Свет змеится в тусклых зданьях…»
Свет змеится в тусклых зданьях,
Как наброшенная сеть;
В тучах, в красных изваяньях,
Нет решимости висеть:
Есть хотенье мшистым пахом
Притесниться к дну земли,
Дабы все – единым взмахом —
Дерева зеленым прахом
Недвижимо помели;
Чтоб – в мурашках от касанья
изнутри светясь, – Земля
потемнела, Без сознанья
Гладким телом шевеля.
Г. С. К
Земля есть мозг, а небо череп,
А между ними воздух тьмы,
А луч вовне стремится, через
Ее горящие холмы.
Так человек в тупом задоре,
Как мысль, рожденная в земле,
Кружи́тся в маленьком зазоре —
В огне, куренье и золе.
Как искра, как слепая птица
Колотится да вьется, знай,
Не зная: в землю ль воротиться
Иль выйти речью в Божий край.
Игла из лучевого стога,
Теперь он раб чужой борьбы, —
Он, гражданин себя и Бога,
В горящем воздухе судьбы.