Обжигающий взор князя заметил, видно, не только Рарог. И уж сколько бы ни была бледна его меньшица, а побледнела ещё больше. Задышала часто, покручивая в пальцах резную ложку. И, кажется, хотела бы сказать что-то мужу, да не решалась как будто.
Всем ватажникам нашлось место за столами. И хоть всё ещё посматривали кмети на них с понятной подозрительностью, а теснились, придвигали миски ближе. Скоро и разговоры на всех стали общие. И чарки сталкивались в братинах до треска, до хохота. И, верно, глядя на разгорающееся веселье, Боги радовались вместе с детьми своими и внуками.
Мужи ничуть не уставали от еды и питья, хоть и наступала уже со всех сторон хмурая сырая ночь – даже в гриднице чувствовался её дух, пробирался внутрь, стоило только кому-то приоткрыть дверь. Первой ушла с пира княгиня Ведара. Всё время она просидела, не сказав никому и слова, словно всё это было только необходимостью, которую она выполняла вовсе через силу. Она пожала легонько плечо дочери, и та встала с места тоже, хоть и промелькнуло по её лицу заметное сожаление.
Одна за другой женщины покидали гридницу, оставляя мужей за разговорами, в которых им места уже не находилось. Да и устали нынче, исхлопотались – пора и отдохнуть. Рарог и моргнуть не успел, как вслед за меньшицей пропала с глаз и Гроза, за которую взгляд весь вечер цеплялся. А вот она в его сторону ни разу и не посмотрела, будто не было его здесь. И оттого непрошенная острая досада разрасталась в груди. И как ни заливай мёдом – всё равно колет. Что же за напасть такая? Словно чары кто творил над ним. А может и все чары только в наружней неприступности девицы и мысли, что вот сядет он в струг свой – и больше её, может, не увидит.
Приветливые и улыбчивые, несмотря на усталость, чернавки чуть скрашивали злобу на самого себя. Прижимались горячими боками, протискиваясь между мужских плеч, да повизгивали коротко и тихо – не очень-то рьяно – если у кого-то вдруг руки чесались пощупать их. И чем дальше, тем посвящённое Даждьбогу пиршество будто в дурман погружалось. Вот уж и князь, который от дружины своей ни в чём не отставал, стал казаться не таким суровым. И лица гридьбы и находников слились в одно: раскрасневшееся, блестящее от испарины, с разгоревшимися буйством глазами.
Пожалуй, пора и честь знать, а иначе ни одна на белом свете сила не сумеет поднять утром с лавки и заставить ещё и к кормилу садиться. Рарог вывалился из гридницы – подышать. Уж больно душно там стало и шумно, как мужи успели пива изрядно выпить. У самого голова во хмелю: давно такого не бывало. Ещё одна опасность в княжеском тереме оказаться: столько всего вокруг, что не каждый день встретишь в жизни дорожной. И яства разные, и мёд самый лучший и пива – хоть залейся. Конечно, своим