Следующим вечером в траншеях наступило оживление. С полевой кухни бойцы начали подтаскивать термосы с горячим питанием. Но шума не было. Раздавались тихие разговоры да приглушенное звяканье известной универсальной солдатской посуды. Бойцам, утомленным за день да изголодавшимся по горячей пище, было не до баек да прибауток. Самым заветным и единственным желанием у всех было – набить середку да вздремнуть часок-другой. По ночам немцы шибко не шалили, так что более-менее спокойный сон мог быть обеспечен.
Отделение сержанта Ефремова, вернувшееся с выполненного задания, располагалось частью на нарах в землянке, а другой – под открытым небом в траншее под высоткой.
– Выдвигаемся. Пора, – тихо подал команду Ждановский, посветив фонариком на наручные часы. Группа покинула землянку, наскоро попрощавшись с оставшимися там бойцами.
Ночь была тихая и ясная. Над головами разведчиков мирно мерцали звезды. Иногда, споря со звездами, вспыхивали осветительные ракеты, запускаемые с немецких траншей.
Путь в тыл к немцам был знаком разведчикам и хорошо проверен. В его надежности никто не сомневался. Перед немецкими траншеями в низкорослом осиннике, где начинаются зыбучие мхи, а за ними темные воды болот с торчащими травяными и мшистыми кочками, запасливыми разведчиками загодя припасены и припрятаны от посторонних глаз жерди для прощупывания дна при передвижении по этим труднодоступным местам.
Группа Ждановского в потемках подошла к краю заболоченного пространства. Здесь бойцам предстояло сделать окончательную проверку всей своей амуниции, прежде чем шагнуть с твердого берега в топкое болото. На ногах каждого разведчика должны быть ношенные, бэушные сапоги, которые только и годятся по топям шлепать. А нормальная, повседневная пара сапог с портянками в них, связанная между собой, должна была висеть или на шее, или через плечо.
Убедившись, что с этим ни у кого недоразумений нет, группа, наконец, начала переход по знакомому маршруту через зыбкие топи в глубину немецкого тыла. Впереди шел командир отделения Ждановский. За ним десять разведчиков.
Алексей шел легко. Рана его не доставала. Он даже начал о ней забывать. Сейчас он не уступал в группе, пожалуй, никому. Держался на равных. Это его радовало и успокаивало, вносило смысл и равновесие в фронтовую жизнь. Он шел, и глаза его, уже привыкшие к темноте, чуть разбавленной лунным светом, упирались в смутную тень спины шедшего перед ним бойца Храмцова.
Храмцов был дюжим парнем, в прошлом футболист, всегда улыбчивый, с постоянно добродушным взглядом. Казалось, разозлить, вывести его из себя не сможет никто и ничто, но это было не так. Он столь неистово ненавидел всю немецкую фашистскую сволочь, что становился неузнаваем, если речь заходила о них, о немцах. А что говорить, если он с ними встречался в разведке. Храмцов шел, казалось, не торопясь, но Алексей, пытаясь