Нервы, как он сам говорил, были на пределе. Нередко это приводило к срывам на поле: «…По правде, многовато их было – результат мальчишества. Мог и мяч отбросить в сердцах, и судье наговорить такого, что у самого потом уши вяли, и, разозлившись на кого-то, забыв обо всем, гоняться за обидчиком по полю…»102, – вспоминал он. В результате имя Хидиятуллина регулярно всплывало в газетных публикациях, причем в негативном ключе. Даже неизменно доброжелательный ко всем Николай Николаевич Озеров не удержался от шутливой язвительной реплики: «Рассказывая на страницах еженедельника о матча в Рейкьявике, Николай Озеров, характеризуя заработанные тогда тремя нашими мастерами желтые карточки, выразился так: «Хидиятуллин – за грубый прием, примененный им вдруг ни с того, ни с сего»103. Чаще, однако, имя Хидиятуллина вспоминали на газетных страницах с осуждением, как Юрий Ваньят в сентябре в еженедельнике «Футбол-Хоккей»: «И еще об одном игроке сборной. Об игроке ярком, приметном. О Вагизе Хидиятуллине. Печать уже обращала внимание и самого Вагиза, и руководителей «Спартака» на частные дисциплинарные срывы Хидиятуллина в клубе и сборной, его вызывающее поведение. В матче с «Динамо» он тоже однажды сорвался после того, как Газзаев сыграл против него неправильно…»104.
Лев Иванович Филатов был, как обычно, деликатен, но и он не мог пройти мимо взвинченного состояния Хидиятуллина, его необъяснимых срывов: «Не собираюсь, хотя бы и по праву давнего знакомства, читать Вагизу нравоучения о том, что грубость – это плохо. Полагаю, что он, как и все мы, это знает. Но вот думает ли он о том, что грубость может стать поперек его мастерства, помешать ему сделаться игроком высокого класса, погубить его репутацию, – в этом я не уверен. Грубят на поле по-разному. С теми, кто это делает исподтишка, тайно и трусливо, толковать, наверное, бесполезно. У Хидиятуллина, умеющего играть чисто, мастерски, грубость прорывается на ровном месте, неведомо почему и зачем. Его грубости открытые, несуразные, необъяснимые, глупые, анархические. Конечно, пострадавшему от этого не легче, как и зрителям, которые в таких случаях чувствуют себя оскорбленными в своих лучших чувствах. О характере хидиятуллинских выходок пишу не для того, чтобы их как-то смягчить, а потому, что видно, что этот игрок, взяв себя в руки, способен от них отказаться. Они ему просто