«В «Огненном ангеле» божественного мало, но оргиастического тьма»25, – заявлял композитор. И был, конечно же, прав, так как символистский уровень романа Брюсова и его глубинная связь с трагедией Гете «Фауст» не могли быть ему известны. Прокофьев – человек другого, чем Брюсов, поколения, прочитал роман «Огненный ангел» и задумал оперу в 1919 г., будучи в Америке, где круг его общения с русской диаспорой был достаточно ограничен и где у него не могло быть консультантов по вопросу жизне– и мифотворчества русских символистов. Поэтому мужские партии главной сюжетной линии лишены фаустовского оттенка в музыкально-драматургическом рисунке и выполняют в некотором роде подсобную функцию. Их задача заключается в том, чтобы помочь более полному раскрытию лирико-драматической женской партии, которая сценически перекликается с партией Гретхен Гете-Гуно.
Иное дело историко-фольклорный и мифопоэтический уровни романа Брюсова, связанные с образами Фауста и Мефистофеля; они были хорошо прочувствованы и музыкально преобразованы Прокофьевым.
«Странствующий скиф», Сергей Прокофьев в 1922 г. поселился на юге Германии, в Баварии. Здесь, в Эттале, где жизнь словно приостановилась еще в средние века, он завершил черновую работу над оперой. Русский композитор черпал вдохновение в самой атмосфере прекрасных Баварских Альп, насыщенных воспоминаниями о прошлом и излучавших энергию давно прошедших дней. В соседнем городке, Обераммергау, раз в 10 лет разыгрывались средневековые мистерии о страстях Христовых, и Прокофьеву повезло побывать на одном таком представлении, в котором участвовали все жители округи. На рабочем столе композитора лежал испещренный заметками экземпляр романа Брюсова, иллюстрированный средневековыми гравюрами. Наконец, само местечко Этталь звучало камертоном к повествованию о судьбе женщины, обвиненной в ведовстве и погибшей от рук инквизиции. По убеждению Прокофьева, которое он передал своим близким, именно в Эттале и в его монастыре побывали во время своих странствий и поисков Генриха герои Брюсова, здесь же неподалеку происходили ведьмовские шабаши.
Одним словом, погружение в атмосферу немецкой средневековой старины послужило необходимым толчком для продолжения и окончания застопорившейся во время пребывания в Америке работы над задуманной оперой.
Таким образом, историзм оперы Прокофьева имеет несколько иной характер, чем историзм романа Брюсова. У последнего историко-фольклорная основа произведения определялась фаустовским архетипом, связанным с реально существовавшими странствующими учеными, которых суеверная людская молва связала с Люцифером, – с историческим Фаустом и Агриппой Неттесгеймским. У Прокофьева эта сторона сюжета брюсовского романа дается пунктирно – постольку, поскольку она связана с основной линией повествования о молодой женщине, страдающей нервным заболеванием