– Все началось со смертью ребенка, – тихо заговорила она. – Для Джека она стала таким же потрясением, как для меня. Говорят, когда умирает ребенок, сердце матери каменеет, но у Джека оно окаменело тоже. О, он так зол!
– На вас?
– На всех. На самого Бога. Он считает, что Всевышний поступил жестоко, забрав у него ребенка. Он и раньше не особенно часто ходил в церковь, а теперь и вовсе носу туда не кажет. Завтра Пасха, но он не пойдет ни на литургию, ни на исповедь.
– А вы пойдете?
– Да, хотя… Я чувствую, будто из меня тоже выдавили веру. Но вы же меня знаете, – добавила она с оттенком своего прежнего юмора. – Я предпочитаю находиться на той стороне, где и власть.
– В наши дни это очень осмотрительно.
– По словам Джека, я хожу в церковь лишь для того, чтобы похвастаться своими лучшими нарядами. – Она посмотрела на свой фартук. – Что ж, в этом есть доля правды. После того как целую неделю носишь вот это, хочется хоть изредка приодеться во что-нибудь нарядное. Но я опасаюсь, что, если Джек и дальше будет упрямо отказываться посещать церковь, это привлечет внимание, поползут слухи, церковные старосты начнут задавать вопросы, и в итоге он окажется в беде. Тем более что всем известно: в его жилах течет иудейская кровь. – Тамазин скорбно сложила губы, помолчала и добавила: – Он мечтал о том, что его род продолжится через нашего ребенка, и все время говорит об этом, когда напьется.
– Он часто пьет?
Я вспомнил, каким потрепанным выглядел мой помощник сегодня утром.
– Все чаще. Уходит со своими старыми приятелями и иногда пропадает ночами. Вот и сейчас где-то шляется. И я думаю, что он водит шашни с другими женщинами.
– С кем? – ошеломленно спросил я.
– Не знаю. Наверное, с соседками. Вам же известно, что за публика здесь обитает.
– Вы в этом уверены?
Она посмотрела мне прямо в глаза:
– Да. Запах, который исходит от него иногда по утрам, не оставляет места для сомнений.
– Нет ли признаков того, что через какое-то время у вас может появиться… другой ребенок?
– Нет. Наверное, я, как старая королева Кэтрин Арагонская, не способна производить на свет здоровое потомство.
– Ну-ну, зачем вы так! Ведь со времени смерти вашего первенца прошло – сколько? – всего полгода. Разве это срок, Тамазин?
– Этого хватило, чтобы Джек отвернулся от меня. Иногда в пьяном виде он начинает сетовать на то, что я, дескать, подавила его, превратила в домашнее существо. – Она обвела взглядом свое убогое жилище. – Как будто здесь можно хоть кого-то превратить в домашнее существо!
– Иногда Джек бывает невыносим, даже жесток.
– Что ж, он хотя бы не бьет меня. А ведь многие мужья поколачивают своих жен.
– Тамазин…
– О, протрезвев, он извиняется, он снова полон любви, называет меня цыпочкой, говорит, что не хотел меня обидеть, а все злые слова произносил лишь от злости на то, что Бог забрал у него