Я колебался.
– Мне нужно вернуться. Именно я обязан сообщить Дороти о смерти Роджера. Фонтан виден из их окна…
– Я все осмотрю сам, но это нужно сделать немедленно, пока следы не растаяли.
– Ты не знаешь, с чем можешь столкнуться по ту сторону забора, – предупредил я.
– Он давно скрылся, а я пройду по следам до самого конца и посмотрю, куда они меня приведут. Вы знаете лучше меня: если убийцу не задержать по горячим следам, чаще всего его не поймать уже никогда. – Барак глубоко вздохнул. – А это не обычное убийство, совершенное из-за денег или в состоянии страсти. Душегуб ударил несчастного по голове и, когда тот лишился сознания, принес его в Линкольнс-Инн и положил в фонтан. Он был еще жив, когда ему перерезали горло, иначе из него не вытекло бы столько крови. Преступник ударил жертву достаточно сильно для того, чтобы она долгое время оставалась без сознания, но не с такой силой, чтобы убить. Это очень рискованно. А если бы мастер Эллиард очнулся и принялся сопротивляться? И вообще, все это напоминает ужасный акт мести.
– У Роджера не было ни единого врага во всем мире! Кто мог убить его? Другой барристер? Только у члена Линкольнс-Инн мог быть ключ от этой двери.
– Мы должны идти, сэр. – Барак посмотрел на меня очень серьезно. – Если вы желаете сообщить о случившемся леди.
Я кивнул, прикусив губу. Барак неожиданно стиснул мой локоть и побежал обратно к Гейтхаус-корт. Я медленно потрусил следом за ним. Стоило завернуть за угол, как пронзительный женский крик резанул мой слух. По позвоночнику прокатилась волна холода, и я стремительно рванул вперед.
Но было поздно. В центре толпы, которая продолжала расти у фонтана, в одной только ночной рубашке, на раскисшем снегу возле безжизненного тела мужа стояла на коленях Дороти. Звук, который вырвался из ее груди, нельзя было назвать криком. Это был вой. Вой отчаяния и абсолютного одиночества.
Кто-то отбросил полу моего плаща, прикрывавшего Роджера. Она увидела его мертвое лицо, ужасную рану и снова завыла.
Подбежав, я присел рядом и обнял Дороти за плечи. Кожа женщины под тонкой тканью была ледяной. Дороти подняла ко мне лицо. Она была буквально раздавлена, челюсть безвольно отвисла, каштановые волосы спутались.
– Мэтью? – едва выдавила она из себя.
– Да, это я, Дороти. Тебе не следовало выходить… Ты не должна была этого видеть…
Я с ненавистью посмотрел на толпу зевак. Люди шаркали ногами и смущенно отводили глаза.
– Я не сумел остановить ее, – угрюмо пробормотал казначей Роуленд.
– Могли хотя бы попытаться!
– Не сметь разговаривать со мной в таком тоне…
– Да замолчите вы! – рявкнул я, с трудом сдерживая гнев, клокотавший у меня в груди.
У казначея открылся рот.
Я поднял Дороти. Едва оказавшись на ногах, она принялась судорожно дрожать.
– Пойдем в дом, Дороти,