– Товарищ комбат! – Старшина Киселёв, оббегая котлован, в чёрной жиже которого вяло плавали доски, человеческое дерьмо, набухшие одеяла, убитые собаки, люди и детские игрушки, – нагнал Танкаева. – Товарищ комбат, разрешите доложить! За время вашего отсутствия…
– Вижу. Иди пакуры… – отмахнулся комбат. Ленивый пожар соседней пятиэтажки, расстрелянной днём из танков, трепетал в мутном осколке стекла, застрявшего в обгорелой раме. Майор Магомед Танкаев, командир стрелкового батальона, заворожённо смотрел на этот льдистый осколок, в котором, как в зеркале, отражался изуродованный, в кровоподтёках и ссадинах, город. Великое разрушение и мерзостную пустоту являл заваленный трупами погибших, запруженный искуроченной техникой город в этой предвечерний пышно расшитый багровыми красками час.
Выхолощенная отчаяньем-болью мысль путала в голове тяжёлый, заклёкший клубок.
– Товарищ комбат! – топтавшийся неподалёку сержант, для верности ещё раз окликнул командира – не надо ли чего? Тот слепо глянул через плечо на его вышарканную, порыжелую шинель, на выгоревшие, забрызганные грязью погоны и, точно невидяще, спотыкаясь, побрёл вдоль траншей.
Но вдруг встрепенулся, будто от пули, крикнул не своим голосом:
– Вера-а! Ефрейтор Тройчук…связистка, жива-а?!
– Так точно, жива! – живо откликнулся сержант, искренне радуясь иной эмоциональной реакции комбата.
– Гдэ? Гдэ она?
– Не тужите, товарищ майор! – Киселёв понимающе, смеясь глазами, бодро огладил по-чапаевски закрученные усы. – Приказом старшего политрука…перевели её с передовой…Ага! При лазарете она…раненым помогает! Санитаров-то бедовых, почитай всех бомбой накрыло…Отмучались.
По хмурому лицу комбата будто скользнул золотой солнечный луч…Скользнул, но и только. Оно вновь стало суровым и твёрдым, как камень. Ни говоря, ни слова, он продолжил свой путь.
Путанно-тяжек был шаг комбата, будто нёс за плечами непосильную кладь; гнусь и недоумение, обида и бешенство комкали его горскую душу. У смятой в лепёшку сорокопятки выбил из зажёванной пачки папиросу и долго не мог поднять к губам, затяжелевшую руку.
Время золото. Он воспользовался дарованной врагом передышкой, что бы лично обойти огневые ячейки, пулемётные гнёзда, воочию узреть и пересчитать своих оставшихся бойцов. Вёл счёт от роты к роте, получалось, …будто шелуху и охвостья собирал в амбаре, из которого хозяин вынес зерно. Вместо рот – взвода, вместо взводов – отделения. Взгляд то и дело натыкался на трупы стрелков и целых пулемётных расчётов.