Я выпростался из-под трофейной шинели и попытался придвинуться поближе, чтоб не пропустить ни слова из Толькиного ответа. Лицо у меня горело, весь я горел. Из последних сил заставлял себя прислушиваться к разговору, не поддаваться беспамятству.
– Не знаю, товарищ капитан, как объяснить, – сказал Т. Т., и голос его прервался будто всхлипом. – Растерялся, верно… До того, как нас осветили на плесе, я, товарищ капитан, делал все не хуже… других… Земсков может подтвердить…
– Растерялся, – спокойно сказал капитан. – Вот это правильно говоришь, Темляков. Растерялся. Струсил.
Тяжко упало последнее слово. Струсил! – эхом отдалось в шхерах. Или в моей горячечной крови.
Т. Т. молчал. Я знал, как трудно ему, самолюбивому, гордому, давалось молчание. Пусть, пусть молчит… опустив повинную голову… только бы не вздумал вякнуть эту чушь… будто его послали в операцию нарочно, чтобы кокнуть… Молчи, Толик!
Он молчал.
– Мальчишки, – сказал капитан; в его голосе не было гнева, скорее была печаль, но я не ручаюсь за правильность впечатления. – Вояки, так вашу так. Вам тяжесть оружия по плечу?
Молчание. Донесся откуда-то глухой взрыв, и сразу пулеметы там заработали – кажется, на Эльмхольме.
– Пожалуй, по плечу, – сказал капитан, он словно бы сам с собой разговаривал. – Высаживаться и брать острова научились. Рветесь вперед, вояки. А мы пока вперед не пойдем. Закрепиться надо, ясно, мальчишки? В землю вгрызться. Тебе ясно, Темляков?
– Ясно, товарищ капитан! – выкрикнул Т. Т.
– Что тебе ясно, волчонок? Понимаешь ты, что тебе жутко повезло? Если б финны порешетили Литвака, когда ты удирал, то стоял бы ты сейчас перед трибуналом. И не помогло бы ничего. Никакое раскаяние.
Опять молчание. Притихли шхеры, угомонился залив. Как услыхали тяжелое, свинцом налитое слово «трибунал», так и притихли.
– Повезло тебе, что дело кончилось благополучно. Ты запомни крепко, Темляков, что одной ногой побывал в трибунале. Отправляйся на вахту.
– Есть, товарищ капитан, – ответил Темляков. – Спасибо, товарищ капитан, – добавил он тихо. – Я запомню.
Когда удалились его шаги, Ушкало сказал:
– Прошу, товарищ капитан, из гарнизона острова Темлякова убрать.
– Куда убрать?
– Списать его из отряда. Он нас за товарищей не считает.
– А ты, командир острова, все сделал, чтоб из него воспитать хорошего товарища и храброго бойца?
– Обстановка, товарищ капитан, не такая, чтоб воспитанием заниматься.
– Именно в боевой обстановке и воспитывать. Темляков человек с головой. Грамотный. Он тебе тут первым помощником мог бы стать. Политбойцом. Ясно, Ушкало? Ну, все. Мы не можем разбрасываться людьми. Выводы для себя он сделает. А тебе – работать с ним. Что?
На этот раз Ушкало промолчал.
– Пошли пулемет отстреляем.
Он любил стрелять, наш капитан. Это все