Однако нынешний украинский мужик во власти «крепок задним умом». В. Аннушкин, доктор филологии, профессор Института русского языка им. А. С. Пушкина, отмечает подобные «озарения». Некий П. Василевский утверждает, что «Гоголь был малороссом до мозга костей», и вспоминает Д. Н. Овсянико-Куликовского, писавшего о произведениях Гоголя, «будто это перевод с украинского». По словам экс-президента Украины В. Ющенко, и «думал Гоголь по-украински» [ЛГ, 23–29.04.2008].
В действительности российская культура испытала на себе благотворное влияние гения, мыслящего и творящего на двух языках – украинском (Т. Шевченко) и русском (Н. Гоголь), но едиными по смыслам. «Русский и малоросс – это души близнецов, пополняющих одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой – невозможно», – писал Н. Гоголь. Он определял язык Пушкина как «наш язык», и «дивился» его «драгоценности: что ни звук, то и подарок, все зернисто, крупно, как сам жемчуг, и право, иное название еще драгоценнее самой вещи… Сам необыкновенный язык наш есть еще тайна… Язык, который сам по себе уже поэт» [Цит. по: Ильин, 1992, с. 95].
Наиболее емкая, хотя и без противоречий, смысловая модель русско-украинской культурно-цивилизационной синергии представлена классиками евразийства. Н. Трубецкой признавал, что украинская культура отличается от русской «своей европейской направленностью» и отмечал роль Киева «в европеизации и формировании современной великорусской культуры… Та культура, которая со времен Петра живет и развивается в России, является органическим и непосредственным продолжением не московской, а киевской, украинской культуры». Трубецкой акцентировал внимание на взаимопроникновении культур и формировании общерусского синтеза: «Общерусская культура петровской и послепетровской эпохи была компромиссом между украинской и московской редакцией допетровской русской культуры… великороссы отказались от ряда традиций своей духовной культуры в пользу традиций украинских, а украинцы должны были отказаться
от своего государственного минимализма в пользу московского… государственного максимализма». Но главное – не имперский «максимализм», а общекультурное достояние. «Великорусы никогда не откажутся от всего наследия общерусской культуры XVIII и XIX вв., не только от то го, что внесли в эту культуру они сами, но и от того, что внесли украинцы».
Если же, полагал Трубецкой, общерусскую культуру на территории Украины заменить «новосозданной специально украинской культурой, не имеющей ничего общего с прежней общерусской», то итог будет таков. Новой культуре, может быть, удастся приспособить свой «нижний этаж к конкретному этнографическому фундаменту», и «народные низы» примут ее, поскольку прежняя была плохо приспособлена к специфическим чертам украинцев. Но представители «качественной интеллигенции» столкнутся с огромными трудностями, ибо новая украинская культура не сможет