Польша не перестала существовать, раз была жива польская душа, проявлявшая себя в национальном сознании и воле к национальной жизни. «А Украина?… Украина свою роль в истории человечества сыграла как часть России. Русская культура, русская государственность – в значительной степени дело украинцев… Украинский народ может гордиться всеми теми ценностями, которыми блещет общерусская культура. В конце концов еще не известно, что получит Украина в случае своего полного обособления, но во всяком случае уже известно, что она потеряет… Кто чувствует себя «украинцем», тот сможет тогда свободно, не подчиняя своей деятельности политическим по существу соображениям, творить «украинскую» культуру. Пусть эта культура будет… провинциальная, зато она будет – подлинная… Не забудем, что культура Данте и Петрарки, Чосера и автора песни о Роланде – были тоже провинциальными культурами, когда единственной мировой культурой была латинская» [Бицилли, 2003, с. 283, 285, 288].
Как выразитель концепции евразийского «большого пространства» и его пределах – «подлинности» культуры всех этносов, Бицилли находил аналогию с бытующим тогда проектом Соединенных Штатов Европы, в которой существует созвездие культур, но не будет подавляющей их политической силы. Это была оппозиция панславизму как латентной политики Российской империи. Характерно, что такой подход разделял и А. Солженицын. В своей книге «Россия в обвале» он ясно писал: «Я убежденный противник «панславизма»…Никогда не одобрял нашего попечения о судьбе славян западных… или южных». Вместе с тем он не мог «отнестись без пронзающей горечи к искусственному разрубу славянства восточного», и, если такой «разруб» все-таки произошел, «в самостоятельном развитии – дай Бог Украине всяческого успеха».
Политически и символически точка отсчета такой самостоятельности – 1990 год, когда Верховный Совет Украинской РСР принял Декларацию о государственном суверенитете. После распада СССР относительно Украины принципиальными в культурно-цивилизационном аспекте оказались семантически разные предлоги. Традиционное «на Украине» – символ зависимой территориальности и «плоской» бессубъектности – встречает энергичную отповедь сторонников ее современной суверенности, и они настаивают на большей органичности формулы «в Украине», вполне «самостийной» и сосредоточенной «в себе».
Москва признала суверенитет Украины, и 31 мая 1997 г. Федеральное собрание ратифицировало Договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Россией и Украиной. С точки зрения директора Института стран СНГ К. Затулина и по самозванию «русского националиста» А. Севастьянова,