Жюли и Розина стояли впереди всех, с кружевными платками на головах. Подходя к священнику, проводившему обряд, я вдруг увидела маленькую фигурку, державшую Розину за руку, в изумлении подняла глаза на Жюли и обнаружила у нее на руках спеленутого ребенка, которого сперва по ошибке приняла за муфту или что-то вроде того. Я замерла. Матушка Софи шепнула:
– Твоя мама хочет, чтобы крестили и обеих твоих сестер.
Мгновение я не могла вдохнуть.
– Обеих? – наконец вымолвила я, потрясенная одновременно как подтверждением подозрений о наличии у меня родных сестер, так и тем невероятным фактом, что моя мать, которая поначалу решительно противилась моему крещению, столь радикально изменила свое мнение.
– Да, – подтвердила матушка Софи. – Разве это не чудо? Ты будешь принята в лоно Святой Церкви вместе с сестрами. Господь и правда не оставляет вниманием твою семью, дитя мое.
Церемония проходила для меня будто в тумане, я едва слушала священника, почти не ощутила, как полили святой водой мою склоненную над купелью голову. Я стояла в стороне, когда Жюли поднесла к крестильной чаше своего младенца. Следом Розина тащила упиравшуюся маленькую девочку. Ей не могло быть больше двух лет, и она вела себя так же, как я, когда меня тащили из дома в Граншан, – скандалила.
Потом все закончилось. Я была крещена в католичество. Как и две мои сестры.
Когда мы покинули церковь, я шаталась от усталости и неуемной дрожи. В саду Розина подтолкнула вперед маленькую девочку:
– Жанна, поцелуй сестру.
Малышка топнула ногой:
– Она мне не сестра. Регина – сестра.
Жюли щелкнула языком:
– Ну вот что, Жанна, нельзя быть грубой. Сара твоя старшая сестра, Регина – младшая.
Для подтверждения своих слов она наклонилась и показала Жанне малышку, которая не издавала ни звука. Я углядела сморщенное личико, темный пушок на головке (не фамильная черта Бернар, подумала я), потом подняла глаза и увидела деловитую улыбку матери.
– Ну вот, – сказала она. – Теперь мы все спасены, так ведь?
Только я уловила ехидство в ее голосе.
– Сара, – продолжила Жюли, – ты очень худая. Ты опять не ешь? – Вопрос был задан совершенно безразличным тоном, как будто она интересовалась, хорошо ли я сегодня расчесала волосы. – Не допускай, чтобы эта твоя внезапная набожность превратилась в одержимость. Облатки хотя и питают душу, но не могут поддерживать тело.
Я смотрела на нее, не в силах поверить. Она держала на руках младенца, в глазах ее читалась снисходительность, а маленькая Жанна взирала на меня как на самозванку.
– Увы, мы должны вернуться в Париж, – сказала Жюли и ушла.
За арочным входом во двор я увидела двух мужчин рядом с ожидавшим экипажем, тех же самых, которые