И хотя, в общем-то, Сосо был на стороне казака. Все же у того было некое оправдание, потому как он был явно послуживший, а офицер совсем мальчишка, тем не менее дисциплина прежде всего, без нее не бывает армии. Потому он, как и тогда, сейчас выструнился спиной, словно ему тоже надо выходить на дуэль и отстаивать свою честь.
– Мужчины всегда найдут себе причину, чтобы подставить лоб под пулю, – тем временем сказала Кэтэ. – Вон Пушкина тоже из-за женщины извели.
– Там другое дело, – не согласился пришелец. – Говорят, интриги большую роль сыграли.
– Интриги… – проворчала мать. – С жиру все это. Если бы настоящая работа у каждого была, то рад месту был бы. А то так и ищут приключений на свою биографию.
Сосо остро глянул на мать. Именно так говорит Яков Эгнаташвили. И вообще многое она перенимает у этих евреев. Особенно у Ханы. Того гляди, и картавить начнет, как та, или зельево пахнуть чесноком.
Сейчас же Сосо не сводил взора с матери. Она так и сидела с завлажненными глазами, устремленная в какую-то свою думу. И он хотел угадать, о чем же именно она теперь размышляет. Может, о непутевости того же Пушкина, о которой столько всего понаговорено, или о судьбе Лермонтова, сжегшего себя ни за что ни про что из-за неосторожного, но ставшего роковым слова.
Сосо давно уже заметил, что мать его не так проста, как о ней говорят и судят некоторые из соседей. Вот уж у кого у кого, а у нее наверняка душа работает и картины, о которых говорил Странник, возникают одна за другой. Вон как ярчеют и притухают ее глаза, когда она смотрит в одну точку.
И когда Сосо думал, что речь об отце за их столом больше не возобновится, Странник неожиданно сказал:
– Ну и воздали они ему там. Две недели синяки не отухали.
– Кто и где? – быстро спросила мать.
– Армяне. На заводе Адельханова.
За столом наступило молчание, и вдруг его неожиданно разрубил вопрос пришельца, с которым он обратился к Сосо:
– Ты бы постоял за своего отца?
Мать глянула на Сосо остро, словно сбрила ответ раньше, чем он родился, потому тот произнес что-то далеко неопределенно, на что гость сказал:
– Он так и говорил – сын ему совсем чужой.
У Сосо взбугрились желваки. И ежели бы он считал себя за столом главным, то тут же вытурил бы из дома Странника. Но мать посушела взором и произнесла довольно жестко:
– Господь ему судья и защитник. Раз он распорядился, чтобы так произошло, стало быть, тому и быть.
И перекрестилась.
– Удивительная вы женщина, – сказал пришелец, неожиданно начав величать ее на «вы».
Глава двенадцатая
1
Сосо никогда не думал, что его может увлечь учеба. Все его друзья относились к занятиям, можно сказать, не очень серьезно.
Правда, Петр Капанадзе особо это не выпячивал. А другие даже говаривали:
– Зря