– Тсс. – Девушка встрепенулась и пугливо посмотрела на топчан, на котором громко храпел Гавриил. – Мама, я ж токо те все рассказала о себе и Никифоре. Ты ж перед иконой поклялась, што никому о том не скажешь.
– Поклялась, верно, а теперя вот жалею, што поклялась! – прохрипела возбужденно Марья и тоже покосилась в сторону храпящего супруга. – Он же душегуб. Он же брата свово единокровного, как басурманина, зарубил? Аль забыла, доча? И не место ему средь нас, идолу каянному!
– Не таков он! – неожиданно для Марьи и для себя самой возразила Нюра и испугалась собственных слов. – Его бес попутал!
– Хто, гришь? Бес? – Женщина нервно хмыкнула и, отвернувшись к чадящей лампадке, перекрестилась: – Он сам есть бес, тать и безбожник! И тебя он завлекает чарами антихриста! А ешо он…
Гавриил перестал храпеть и тяжело повернулся на своей лежанке, чем заставил Марью замолчать и затаиться. После того как он сменил позу, густой храп дал сигнал к продолжению разговора.
– Не говорила вон те, а надо бы. – Марья тяжело вздохнула, словно собираясь высказать что-то заветное или запретное, помолчала и затем выдохнула: – Сынок мой Тишка давно по те сохнет и вздыхат.
– По мне? – удивилась Нюра.
– А то по кому же. Ты одна средь нас дивно пригожа, эвон ангел с небес!
– Мама! – удивленно воскликнула девушка, и слезы затуманили ее глаза.
– Этово ешо недоставало! – растерявшись, сказала Марья и даже отодвинулась: она почему-то испугалась реакции Нюры на свои слова. – Неушто он непригож? Аль горбом обезображен иль телом немощен?
– Нет, нет! – испуганно возразила девушка и поспешно вытерла глаза. – Не серчай, мама. Я хочу с тобой поговорить наедине, но мне стыдно, я не знаю, с чего начать.
– Те стыдно, ты не знашь, с чего начать? А мож, прочтешь молитву на сон грядущий и заснешь?
– Нет, нет! Я хотела кое об чем тебя обспросить. Как ты думашь… как ты считашь?
– Ну?
– Никифор – хороший воин?
– Хорош, о том разговору нет, – нехотя ответила Марья.
– Я хотела спросить: а такой ли Тимоха храбрый, честный, правдивый, добрый?
– Ну, я не знаю, как энто сказать. – Женщина явно была в затруднении. – Он же сын мой, Нюра!
– Достоин ли он меня и лучше ли Никифора? – смело закончила интересующий ее вопрос девушка.
– Ого, Нюра?! – удивилась Марья. – Я и не ведала, што ты эдак горда.
– Я не горда, – перебила ее девушка, – я спросила токо, достоин ли мя Тимофей боле Никифора?
– Тимка возрос у мя на энтих вота руках, и он единственный оставленный нам Хосподом живым в отличие от многих умерших во младенчестве ево старших братьев и сестер. Он красив, статен, силен и набожен. Аль ты в энтом сумлеваешся?
– Нет, Боже упаси! Но я ешо не успела узнать его ближе, як каянного Никифора.
– Так лучше. Совсем нехорошо,