– Ня знай. Антип казал, собирайся и айда! А пошто одне – не сообчил.
Из дальнейшего сбивчивого рассказа Матрены Гурьян понял, что, закончив работу, они отправились домой на лодке. Не успел Антип взяться за весло, киргиз-кайсаки тут как тут! Окружив пленников, они вывели их из лодки, посадили на коней и поскакали в степь. Отъехав от Яика на безопасное расстояние, степняки привязали Матрену арканами к лошади, скрутили Антипу руки и поскакали в степь. Ехали семь дней и семь ночей, изредка давая пленникам воды.
Вот так Матрена оказалась в стойбище султана Танбала, а Антипа куда-то увезли. Больше они не виделись.
Как только женщина собралась сказать еще что-то, во дворике появился все тот же старик, который указал пальцем на Гурьяна и отдал встрепенувшимся стражникам какое-то распоряжение. После этого он поманил Матрену и шагнул в сторону лестницы.
Казаку ничего не оставалось, как последовать за воинами, которые указали ему пикой направление и встали по бокам, готовые в любой момент применить силу.
Гроб с покойным поставили в атамановой избе – единственном капитальном строении в лагере поселенцев. В день похорон все собрались в избе.
Данила Осипов читал молитвы, а женщины голосили[16]. Они так старались, что в избе стоял страшный шум. Изредка кто-нибудь открывал дверь и тотчас быстро захлопывал, чтобы испуганный криком черт выскочил на улицу и не успел заскочить обратно. Когда решили, что нечисть наверняка убралась восвояси, казаки и казачки вышли на улицу.
Василий Арапов стоял у гроба и угрюмо наблюдал, как Данила исполняет прощальный обряд. Он вспоминал, как Демьяна принесли в лагерь, и всем стало ясно: смерть.
Покойный лежал на ворохе веток и травы. Около него сидел Петр Кочегуров без слов и без слез. Словно не веря своим глазам, есаул потрогал скрюченные пальцы соратника и друга, отдернул руку и позвал женщин. Казачки обмыли и одели Демьяна, накрыли его лицо.
Всю ночь дежурили по очереди у застывшего тела. Арапов и есаул не ложились совсем и ни с кем не разговаривали. Переживая потерю добродушного казака как очередную личную трагедию, атаман потерял представление о времени, о людях, окружавших его. Он был во власти погибшего казака, его жизни, его добросовестности, оцененной слишком поздно, его бессмысленной смерти…
Ближе к обеду гроб понесли на кладбище.
На пригорке над Сакмарой вырыли могилу, а бугорок затем посыпали мхом и ветками. Спели несколько псалмов. Ветер сдувал с лопат землю и раскачивал вокруг одинокой могилы вековые деревья.
Петр Кочегуров произнес речь:
– Почивай, брат-казак, почивай! Мы довершим дело твое.
Атаман стоял в стороне, хмуро глядя перед собой. Его мучило навязчивое воспоминание: закрытые глаза, скрюченные пальцы. «Почивай, дорогой брат!..»
– Мы избраны Хосподом покорить Сакмару Россее ради, и мы покорим ее. И безвременна кончина Демьяна не помешат нам, а поможет! Разве зазря он отдал жисть здеся? Нет, нет и нет…
Кочегуров говорил