Сигналы. Дмитрий Быков

которые от тебя останутся: жалкие вещи, лишенные всякой ценности, хранимые бог весть для чего инструкции, квитанции, записки, – в такие минуты с особенной остротой понимаешь, что вся твоя жизнь была процессом накопления мусора, стружки, которую ты снимал с неведомой детали, но теперь станок умолк навеки, и что ты выточил? Тихонов был настроен меланхолически. Он сам не ожидал, что увольнение из «Глобуса» произведет на него столь странное впечатление. Не было ни тревоги о будущем трудоустройстве, ни злобы на главного, который с таким необъяснимым испугом выстлался под рядового силовичка, – а только легкая озадаченность от ничтожности итога, который внезапно пришлось подводить. Тихонов проработал тут три года, и от всех этих лет осталась куча никому не нужных заметок да несколько десятков чужих писем с безграмотными воплями о помощи, на которые он собирался отреагировать, в душе отлично зная, что ничего сделать не сможет. Он только не решил еще для себя, всякая ли журналистская карьера так бессмысленна или лично ему так не повезло; а может, и любая жизнь с правильной точки зрения выглядит так же, и нечего ерепениться. Он сейчас как раз становился на эту правильную точку зрения.

      – И вы уходите?

      – Ухожу. Пойдем выпьем, – сказал Тихонов, хлопая Савельева по плечу. – Ты теперь псих, я безработный, терять нечего.

      6

      – Ничего не понимаю, – в пятый раз повторял Савельев за столом кафе «Настоящие пельмени» в ста метрах от редакции.

      – А и понимать нечего, – объяснял Тихонов. – Они не нашли самолет. Ты лишний раз привлек внимание. Его вздрючили. Он пришел разбираться. Ты сам подумай. Как они будут искать? Тут «Боинг» пропадет, «Титаник» пропадет, и не найдут. В село Дристалово упала атомная бомба – хлюп, чпок! Они думали, не будет села Дристалова, а не будет атомной бомбы. И чего ему теперь делать? Он пошел редактора вздрючил. Кто крайний? Тихонов крайний. Пошел нах, Тихонов. Назавтра все забудут.

      – Но так нельзя, – говорил Савельев, с некоторым ужасом смотря, как Тихонов распечатывает вторую бутылку «Зеленой марки». – Ты им должен теперь доказать.

      – Что я им могу доказать? Ты сам-то веришь, что там сигналы?

      – Верю я или нет, это не вопрос. Сигналы есть – они должны искать. Я не выдумал же. Он должен понимать.

      – Он понимает, что ему по голове прилетело, – говорил Тихонов, криво ухмыляясь. – Ничего другого он не боится. Может, там правда всех медведи съедят, и ему ничего не будет. Но кого он может найти? Тут надо обшарить две Франции. Кто вообще знает, куда они спьяну полетели? А ты ходишь, будоражишь, теперь перепечатали. Ему надо?

      – А что там люди живые мучаются, это никому, да? – спрашивал Савельев. Он почти не пил, но, как часто бывает в компаниях, опьянение собеседника распространялось и на него – он начинал говорить рублеными фразами и даже размахивать руками. – Что там женщина, может быть, умирает, ему ничего, да?

      – Этой женщине туда и дорога, – доверительно сказал Тихонов. – Это такая