– Акцент у него похож и он смахивает на уроженца Кавказа, – он оценил мастерство Павла.
– Фотографии подобрали верные, – он смотрел на угрюмого парня с простым лицом, – это Маленький Джон, а вот и Максим с Витькой, – Марта потянулась за аккуратно вычерченной Виллемом картой окрестностей Аксу. На обычные карты номерные шахты не попадали.
– Здесь ты видел их на утренней поверке, – она уперла хрупкий палец в карту, – всех троих? – Виллем отозвался:
– Именно так. Но этой неделей увижу четверых, Маленького Джона возвращают из Караганды…
Марта утвердительно сказала: «Однако они тебя не видели». Кузен пыхнул папиросой: «Пока нет, но непременно увидят».
На ватмане стенгазеты золотилась вязь заголовка: «Встретим ленинскую годовщину ударным трудом!». За решетками окна ревели грузовики. По двору колонии гуляли пыльные смерчи. Зилы стояли под погрузкой у приземистого барака рудного склада. Продукция шахты доставлялась на поверхность на подъемниках. Зэка выводили на поверку через пологий забетонированный коридор, но заключенный Лопатин пользовался привилегией пассажирского лифта, в который обычно ступала только вохра.
– Или гости шахты, вроде моего так называемого куратора, – Витя стоял в свободной, но почтительной позе, – надеюсь, что мерзавец Журавлев сдох, – они понятия не имели, что случилось с потерявшим сознание Журавлевым.
– Я не стал рисковать, – хмуро сказал Максим, – мне надо было выбраться обратно, – лифт пошел вниз, повинуясь нажавшему на кнопку Механику. Вернувшаяся на пульт вохра обнаружила на полу подъемника только хрипящего Журавлева.
– Мы пропустили удобный момент для побега, – пришло в голову Вите, – когда вохра подняла кипиш, мы могли уйти, пользуясь суматохой, – он понимал, что без документов они далеко бы не ушли.
– Вокруг одни зоны, – хмуро напомнил себе Витя, – троих парней в лагерных робах с бритыми головами остановит первый же наряд милиции, – до южной границы им оставалась еще тысяча километров.
– Документов нет, – невесело подытожил Максим, – денег нет и мы пока не знаем, что случилось с Маленьким Джоном. Ты не можешь написать в Москву, а нам это и подавно запрещено, – Витя просил Ивана Алексеевича, как разрешил себя называть начальник колонии, позволить ему переписку с, как выразился Витя, друзьями.
– В моем бывшем месте заключения… – начал он. Иван Алексеевич повел рукой.
– Ваше бывшее место заключения, гражданин Лопатин, стало именно что бывшим. Вы стоите на балансе моего учреждения, – полковник ощерил желтоватые зубы, – и обязаны подчиняться здешним правилам внутреннего распорядка. Переписка разрешается только с близкими родственниками, – полковник загибал толстые пальцы, – это родители, дети, супруги, родные братья и сестры, – Витя