На пятом этаже живет одна пожилая женщина – Манана. Она самая старая в нашем доме. Акулы сплетен болтают, мол, она ведьма и прочий бред. Она одинока и почти не выходит на улицу. Что-то вроде затворницы. Вот и повод для сплетен.
Однажды мама попросила меня отнести ей пури3, ей самой было любопытно. Пару раз я оставлял угощение у двери, потому что она не открывала. Я не хотел идти, говорил, что бессмысленно таскать пури старухе, если она его не берет. Стучал я настойчиво, все костяшки сбил, черт бы ее побрал, и ради чего? Мне надоело, пальцы болели, и я собирался положить пакет на пол, когда услышал шорохи изнутри. Дверь открыла сердитая старуха.
– Дай сюда, – сказала она, выхватив пакет. – Ты ведь не отстанешь, маленький чертенок! И не смей больше класть у двери, эти проклятые коты сначала нажрутся, а потом гадят. Будь они прокл…
Она захлопнула дверь. Вот так просто, взяла и захлопнула дверь, даже не сказала «спасибо». Я еще постоял какое-то время у ее двери, с приоткрытым ртом и большими глазами. И самой первой мыслью, что пришла мне в голову, была: «Вот старая…». Так мы и познакомились.
После такого знакомства мне самому стало любопытно узнать, как и чем живет эта старуха. Я думал над тем, как смогу попасть к ней в убежище. Нужно было принести что-то тяжелое, что она не сможет унести. Тогда я притащил пятикилограммовую сетку картошки. Она открыла дверь с тем же сердитым лицом, посмотрела на меня, на сетку с картошкой, сложила руки на груди и снова уставилась на меня.
– Что тебе нужно, бичико4? Ты из этих, как они там… волонтеров?
Я стоял на пороге и объяснял ей, что я не волонтер, а живу двумя этажами ниже и прихожу только потому, что мама заставляет. Подумал, пусть видит, мне тоже это не по кайфу. Старуха все еще стояла, скрестив руки, изучала меня из-под нависших век через узкие щелочки, морщинистая, худая и ровная. Выслушав меня, она пожевала губы и, отведя взгляд в сторону, сказала:
– Ладно, заходи, бичико, – она отошла в сторонку, пропустила меня внутрь. – Раз уж ты приволокся… не тащить обратно.
Занося картошку ей в комнату, я рассчитывал оказаться в крысиной норе, море мусора, зверинце линялых котов с невыносимой вонью мочи и дерьма; в гниющей коробке без электричества с кусками картона в окне. Ведь именно так живут выжившие из ума старухи, подавшиеся в затворничество? Такого я не ожидал увидеть. Я оказался в небольшой светлой комнате, разделенной на кухню и зону отдыха. На стенах навесные шкафчики, электроплитка на две конфорки, посудные полотенца и прихватки на крючках, связка сушеного перца, а на полках штук сто баночек со всякой всячиной. Прямо как у моей бабули. Слева диван с застилкой в народный орнамент, книжная полка и швейная машинка в углу. На стене черно-белые фотографии в деревянных рамках, в углу – икона.
Пахло абрикосами в середине декабря. Я всегда подмечаю запахи в новых местах. И здесь, в тесной комнатушке, пахло куда приятней, чем в просторной