Девушке хотелось плакать, но, вместо этого, она выпрямилась и выкрикивала свои гневные тирады, тяжело дыша, как будто только что пробежала стометровку. Или проснулась от повторяющегося кошмара.
– Холли, я понимаю, это тяжело, но мне придется задать тебе несколько вопросов.
Холли Фландерс оставалась подозреваемой в убийстве, однако Никки говорила со спокойным сочувствием. Если Кэссиди Таун в самом деле приходилось ей матерью, Никки, как никто, сочувствовала дочери убитой. Если, конечно, та не убивала мать.
– А что, у меня есть выбор?
– Твоя фамилия Фландерс, а не Таун. Это фамилия отца?
– Нет, одного из приемных родителей. Фландерс – приличное имя. Всяко лучше, чем Мейдофф[37]. Представляете, что бы обо мне тогда думали люди?
Детектив Хит попыталась вернуться к делу.
– Ты знаешь, кто твой отец? – Когда Холли покачала головой, Никки продолжила: – А мать знала?
– Думаю, она со многими путалась. – Холли скривилась, признавая, что это относится и к ней. – Фамильная черта, верно? Если и знала, то мне не говорила.
– И ты не догадывалась?
Никки добивалась ответа, потому что давняя связь могла оказаться мотивом. Холли пожала плечами, но на лице читалось: «Не стану отвечать».
Рук тоже разгадал этот взгляд.
– Видишь ли, я, как и ты, не знал отца.
Никки не сдержала удивления. Холли чуть наклонилась к журналисту, впервые заинтересовавшись разговором.
– Честное слово. И я по себе знаю, как вся жизнь вертится вокруг этого недостающего фрагмента. Это на всем сказывается. Так что, Холли, я не могу поверить, чтобы нормальный человек, тем более такой напористый, как ты, хотя бы не попытался что-нибудь выяснить.
Никки почувствовала, что разговор перешел в новую фазу. Теперь Холли Фландерс обращалась непосредственно к Руку.
– Я кое-что подсчитала. Сами понимаете.
– Девять месяцев от даты рождения? – невесело усмехнулся журналист.
– Точно. Насколько я понимаю, это был май восемьдесят седьмого. Ма… она тогда еще не вела колонку, но уже работала на «Ledger» и весь тот месяц провела в Вашингтоне, раскапывая историю политика, которого застукали на яхте с дамочкой, не являющейся его женой.
– Гари Харт, – подсказал Рук.
– Может, итак. Словом, я догадываюсь, что она залетела в той поездке. А через девять месяцев – та-там! – От ее саркастического тона разрывалось сердце.
Хит записала в блокноте: «Вашингтон, май 1987».
– Теперь вернемся к настоящему. – Она засунула