– Что-то я вас не пойму, Андрей Васильевич, – император наморщил лоб. – Минуту назад вы уверяли, что Бернадотт заключит с нами союз, а теперь из ваших слов выходит, что он побоится разозлить Наполеона.
– Только что Бернадотт сделал окончательный выбор в пользу союза с Россией, – сказал я.
– Только что? – переспросил государь.
– После битвы под Клястицами, – уточнил я. – В то время, как вся русская армия во главе с Барклаем-де-Толли отступает, граф Витгенштейн дает французам сражение, побеждает и не пускает их дальше Двины. Уверившись, что французы до Балтики не дойдут, шведский кронпринц решился на союз с Россией, чтобы окончательно избавиться от влияния Наполеона и стать первым. Первым! Пусть не во Франции, так хотя бы в Швеции!
– Да, он прав, – промолвил государь. – И может не сомневаться. Знаете ли вы, Андрей Васильевич, что я запретил любые переговоры с Наполеоном и с его представителями до тех пор, пока последний иностранный солдат не окажется за российскими пределами. Балашов – вот последний парламентер, которого видел Наполеон! Более того, мы не остановимся до тех пор, пока не отстраним Бонапарта от власти. В этом мире вдвоем с ним нам сделалось невыносимо тесно. Либо я, либо он.
Вероятно, по моему лицу пробежала тень. Александр Павлович на мгновение умолк и спросил:
– Что-то не так, Андрей Васильевич? Вы как-то странно смотрите. Словно вы не согласны со мной.
– Осмелюсь дать вам совет, ваше величество? – попросил я.
– Извольте. На то вы и нужны, чтобы советовать.
В голосе его величества не было нисколько сарказма, он смотрел на меня с дружеской теплотой. И осмелев, я сказал:
– Ваше величество, я бы советовал вам в переговорах с Бернадоттом занять совершенно противоположную позицию.
– Что значит – противоположную?
– Ваше величество, Бернадотт хотя и твердо решил подписать союзный договор с Россией, но он до конца будет делать вид, что не согласен на подписание, и постарается поставить свою подпись, только добившись серьезных