– Вы ждете чуда, – промолвил он. – Вы всегда ждете чуда, всегда и везде, но не хотите просто верить словам, доводам, сколь бы не были они убедительны. В самом деле, что может измениться за столь короткий срок в человеке? Ничего.
– Нет, – попытался возразить я. – Отчего вы так…
Но молодой человек прервал меня взмахом руки.
– Я согласен, нет смысла верить всему, что говорят. Слова порой бездоказательны. Порой бессмысленны. Знаете, тогда, раз уж на то дело пошло, я хочу вам кое в чем довериться. Это связано с моим путешествием в Переднюю Азию. Только прежде обещайте сделать кое-что взамен.
– Если это будет в моих силах, – осторожно ответил я.
– Да. Разумеется, в ваших, иначе я никогда бы не осмелился потревожить вас своей просьбой.
– Так я вас слушаю.
– Видите ли, – молодой человек склонился ко мне, его невыразительное лицо оказалось буквально в нескольких сантиметрах от моего, – я хочу услышать имя бога.
– Какого бога? – не понял я.
– Того самого, единственного. Бога иудеев. Только не говорите, что знаете его настоящее имя. Яхве, Саваоф, Иегова, Шаддай – это все производные, имена имен, а настоящее имя произносилось только в запретной комнате Храма, и только первосвященник имел право обратиться с его настоящим именем раз в году, в день искупления, наступающий после «десяти дней страха», в Йом-Кипур. Остальным не дозволялось знать имя, лишь начертание и имя имени, которое следует произносить, когда встречается это начертание. То, что позднее греки назовут тетраграмматоном.
Он схватил ручку с моего стола и быстро начертал в углу своей рукописи четыре латинских буквы YHVH.
– Приблизительно тетраграмматон означает то, что обладатель этого имени был, есть и пребудет вечно, – быстро произнес он. – Именно эти буквы стояли в библейских текстах или в литургических песнопениях. И дабы не осквернять священное имя частым произнесением, было придумано имя имени – «адонай». Когда в тексте встречалось обращение к богу, правоверные иудеи восклицали: «адонай элохим!», то есть «Господь бог!». Правда, «элохим» множественное число, по традиции перешедшее из вавилонского пленения…
На некоторое время воцарилось молчание. Я медленно переводил взгляд с латинских букв на молодого человека, сгорбившегося в кресле напротив; он теребил пустую папку, не желая ничего добавить к своим словам. Наконец, я решился.
– Так что же я…
– Просьба очень простая, – тут же откликнулся молодой человек. – Я прошу вас сохранить эту рукопись до моего возвращения. И все. Положите ее в сейф, пускай она полежит там некоторое время. А когда я вернусь… я позвоню вам…. Ну, например,