– Прекрасной пленницы.
– Вспомнила! Вспомнила, где я видела вас… Вы Берия.
– Я секретарь Берии. Похож на него, вы не находите? Можно сказать – двойник. Мы – в Крыму! Посмотрите, какой прекрасный восход. Утро нашей Родины, можно сказать. Вас обменяли на Риту Риффеншталь. Хозяин перестал удовлетворяться копией… я его понимаю, она холодновата… и потребовал оригинал. Напрасно вы так любопытствовали: отдыхали бы себе! Хозяин приехал бы в нужное время, переспал с вами под легким наркозом, и мы бы отправили вас в Италию. Вам бы ничего не заметить, как все люди обычно не замечают того, что не нужно. Так нет: вам подавай, что на самом деле происходит, вот и вляпались! Я – подлец, но мне стыдно. Я вынужден быть подлецом, изображая ее, то есть подлость. Что же нам делать? Я начинаю ощущать себя в роли хозяина в еще большей степени, чем прежде. С дамами он галантен, а я – нет! Вы слишком долго издевались надо мной: холуем обзывали, предлагали переспать, а мне хозяин под страхом смерти велел, чтобы я его девок не трогал, понятно? Я теперь зол на него, – он достает пистолет. – Ох, как я зол! Раздевайся! Раздевайся, тебя говорят!
Анна покорно сбрасывает с себя платье.
– А теперь ложись на пол и ползи!
– Зачем? – отрешенно спрашивает Анна.
– Ползи, тебе говорят! – орет на нее стоящий за кинокамерой Кирсанов. – Ползи черепахой…
Она ползет по мраморному полу.
– Теперь ящерицей!
– Все, надоело, – встает она на колени, – дальше ползи сам, если хочешь.
– Что такое? – восклицает Кирсанов. – Актриса должна делать все: это кино! Отличная композиция: белое, телесное на желто-коричневом мраморе…
– Нет, это сон. Сон наяву, можно сказать. Все, просыпаюсь! Просыпаюсь уже окончательно!
Наоборот
«Опускаю подробности детства и юности, проведенные Ребусом… моим вторым «я»… в Кисловодске – в будущем, соответственно. Свой дипломный спектакль я поставлю в доме, который принадлежал нашей семье до революции. Минуя учебу в театральном институте с дипломным спектаклем по фрагментам «Севильского цирюльника», перехожу, к постановке «Дориана Грея» в декорациях «Наоборот» Гюисманса, в Кисловодском театре оперетты. Представьте Дориана Грея перед зеркалом, о раму которого он опирается руками, рассказывая лорду Генри, стоящего в неприличной близости у него за спиной, историю его возвышенной любви к Сибилле Вейн. В овале зеркала видно взволнованное, пылающее лицо Дориана. Прямо со спектакля меня отправят в психушку, но вскоре выпустят для съемок фильма «Вблизи от Родины».
По улице идет режиссер с молодым человеком с зонтиком вместо трости.
– О чем я буду писать? – с пафосом заявляет он. – Нет ни сценария, ни режиссерской разработки! О чем фильм, никто не может сказать! Нельзя так легкомысленно подходить к созданию фильмы. Я специально выражаюсь так старомодно.
– Несколько претенциозно.
– Да, претенциозно и я на этом настаиваю! Сценария нет, а есть