Панков помолчал, подумал.
– Для вас, Георгий Валентинович, всё это не так близко, а я с самой войны ищу ответа на вопрос, почему же, почему наших семеро за одного немца легло? Я ведь всю войну, считай, солдатом прошел, сержантом закончил, так что я её изнутри знаю. Есть военная статистика, это- ж наука. Она говорит, что наступающая сторона всегда больше людей теряет, чем обороняющаяся. И, если у одного кого лучше оружие, больше танков, самолётов, пушек, то тот обязательно меньшие людские потери несёт.
А нам всю войну всё равно было. И когда оборонялись, и когда наступали. И когда у нас ничего не было, и когда всего было больше, чем у немцев. И в начале войны, и в конце. И на своей земле, и на чужой.... Я сейчас вам скажу почему. Вы только не пугайтесь… В мемуарах да в истории вы этого не найдёте. И извините меня, злой я сегодня. Все эти наши славные красные маршалы вместе со своим Верховным солдат за людей не считали. Чего -ж их жалеть да беречь. Велика Россия. Поэтому, если надо к шестидесятипятилетию Верховного шестьдесят пять городов взять, то отчего и не взять. Мы за ценой не постоим. Что там Горбачев про перестройку да общечеловеческие ценности? Да наивный он человек. Не от мира сего.
Глава 3
Государственный план, хотя он и закон, полон, тем не менее неожиданностями. Биохимический завод, который так вдруг всех заинтересовал, строился по этим самым планам- законам уже второе десятилетие. Идея же о его строительстве и вообще возникла лет тридцать тому назад, когда в округе было много легко доступного, а поэтому дешевого леса.
Пока идея зрела, проходила массу бюрократических согласований, пока облеклась в форму проекта, а потом еще лет десять ни шатко ни валко реализовывалась, лес в радиусе двести километров весь вышел. Не дремала и наука. Она открыла, что кормовые дрожжи из древесины и таинственный фурфурол, ради которых все и затевалось, не так уж и нужны народному хозяйству, а попросту не нужны вовсе. Продать же ненужное нам самим за рубежом – дело и вовсе бесперспективное.
Конечно, в московских кабинетах это давно поняли. Но это еще ровно ничего не значило. Должен был найтись человек, который вынес бы это понимание на свет, чем неизбежно принес бы самого себя и ближних своих по бюрократическому сословию в жертву. Такого человека, вполне понятно, не нашлось, как никогда и не находилось, и дело шло, как и надлежит ему идти в плановом хозяйстве, когда никто не надеется обрести на этом деле лавров, в соответствии с утвержденными ранее планами.
Для стройки это означало питаться остатками и влачить жалкое существование. При делёжке Госпланом ресурсов, впереди неё неизменно оказывались объекты, отмеченные в Государственном Плане некими тайными знаками, специальными постановлениями Совмина, а, ещё лучше, решениями Крайкомов и Обкомов, но, всего лучше, постановлениями самого ЦК. При всеобщем дефиците это обстоятельство было решающим, и без