Поехали они в большом поезде, составленном из больших грузовых вагонов, в котором размещались несколько десятков человек.
– Сами-то откуда будете? – капитан сдвинул морщины на лбу, прицеливаясь пером ручки в бумагу, но так и не решаясь писать.
– Из Белоруссии… То есть с Украины. В Белоруссии мы родились… Жили. А потом в Украину уехали. Село наше погорельское. Голодно было. Колхоз бедный. И мы жили бедно. Мама в школе работала. Она русскому и немецкому языку учила. Мы думали, на Украине легче жить будет.
– И что же?
Павлинка отрицательно покачала головой и вздохнула:
– Ещё тяжелее.
– А как называлось ваше село? – Грудинин воевал на втором Украинском фронте, освобождал немало населённых пунктов. Может быть, фронтовая дорога проходила в местах, где жили эти дети.
– Качки! – охотно ответила Павлинка. – Есть такое на Днепропетровщине. Качки – это утки. Слышали, наверное, такую украинскую песенку:
За город качки плавуть
Коченята крячуть,
Вбоги девки замиж идуть,
А богати плачуть.
– Нет, не слышал, – усмехнулся капитан. А про себя подумал: «Как бы не называлось, ясно одно: в селе такое же опустошение и нищета, как и во всей Украине, да и в Белоруссии… Да всюду, где война прошла». Поэтому ему было понятно стремление людей вырваться за пределы такой жизни, как-то улучшить её. Люди цеплялись за любую возможность и в неистовом желании своём даже срывались с родных, годами насиженных мест, не задумываясь о том, как повернутся обстоятельства в будущем. Надежда подогревала: будет не хуже. Вся страна была в движении. Люди куда-то ехали, искали лучшей доли. А есть ли в этой стране уголок, где эта доля гнездышко свила?
Он тоже после войны поколесил по всему Уралу, Сибири и Дальнему Востоку. Не хотел в родных местах оставаться. Они ему о семье всё время напоминали: жене и таких же вот сынуле с дочкой. Пошли те лютой зимой военной в лес за дровами, да и сгинули. Замёрзли, наверное, да и зверьё своего не упустит. Война всем жизнь переломала. Дети плачут – отцов нет. Отцы плачут – детей нет. Поискал лучшей доли, не нашёл и снова на родину вернулся, усвоив горькую истину: хорошо там, где тебя нет.
– Ну, молодые люди, байки байками, а протокол составить надо, – и тюкнул пером деревянной ручки в массивный куб стеклянной чернильницы. – Начнём по старшинству. Фамилия, имя, отчество.
– Штефлова Павлина Вацлавовна.
– Что-то на белорусское не походит.
– Наш папа чех по национальности. Он во время гражданской войны был в Сибири… Был ранен… Там и встретился с мамой. Она работала в передвижном госпитале…
– Эти подробности не нужны, – остановил Павлинку капитан. – Пока не нужны… С болью в сердце записывал он данные о возрасте. «Четырнадцать! И моей дочке было четырнадцать. И тоже училась в седьмом классе… Десять!