…Филька лежал на кровати и мрачно сверлил глазами потолок.
– Здравствуйте! – весело кивнула Павлинка Фильке, чмокнула в щёку брата и принялась заменять цветы в стеклянной банке, стоящей на тумбочке Алеся.
– Здравствуйте! – пересохшим горлом ответил Филька и ощутил сладкую истому во всём теле. Странно, ещё минуту назад в груди было стыло и пусто. И вдруг двинулось тепло, потому что теплом повеяло от голоса Павлинки, её ладной фигурки, а особенно глаз, какой-то светло-медовой каризны, с малюсенькой лампочкой в середине.
Неведомая сила подняла Фильку с кровати. Ну, прямо кто-то схватил его за шиворот и вздёрнул на ноги, не считаясь с его желанием и волей. Никогда прежде не случалось с ним такого. Забыл напрочь: кто он и что он.
– Павлина, – Филька не узнал своего голоса, вдруг севшего от возбуждённой растерянности, – я это… ну… считаю… ну, – проталкивал он через горловую сухость несвязные слова, – я это…ну… считаю…ну… не прав я…с тобою… Ну это… прости… простите меня. А?
Павлинка повернулась к нему лицом. И звёздные лучики ударили в глаза Фильки.
– Хорошо, Филипп. Мы вас прощаем. Но и вы нас простите. Мы, наверное, не должны были так поступать. Я, знаете, – она улыбнулась, – шла ведь сюда, чтобы попросить у вас прощения. Подугадывала подходящий момент. Но вы меня опередили.
Павлинка протянула руку. Ох, какая же маленькая, тёплая и трепетная у неё ладошка. И Филька задержал её в своей.
– А можно… Можно мы не будем «выкать». Неловко как-то… Уж шибко по взрослому.
– Можно, Филя. Наши желания совпали. И ещё… У нас в деревне, там на Родине, в Белоруссии… Если люди поссорились, а потом замирились, то делают друг другу подарки или вообще что-нибудь хорошее.
Павлинка поделила надвое букетик подснежников, стоящий на тумбочке Алеся, и одну половину протянула Фильке.
– Вот мой подарок.
– Спа-спасибо, – поблагодарил кто-то чужой филькиным голосом, – ух, я счас!
Филька мигом слетал на кухню, принёс стеклянную банку с водой, осторожно, точно и цветы были стеклянными, опустил их в банку.
– Я т-тоже…Подарю. Потом.
– А я даже тебе скажу, что именно. Звездочки крутнулись в её глазах.
– Пусть цветы будут на всех тумбочках мальчиков… Всегда. А? Слабо?
– Будут, – выдохнул Филька.
На следующий день на всех тумбочках мальчишечьих и девчоночьих комнат красовались подснежники.
Повариха тётя Валя жаловалась Чурилову:
– Это што же за фулиганьё такое. Всю стеклотару у меня с кухни порастаскали.
Пришлось Фильке добывать банки на стороне – в городских ларьках, а взятые на кухне вернуть поварихе. А для Павлинки он достал какую-то расписную настольную фарфоровую вазу необычайной красоты.
– Кэсээм! – поклялся, – купил. Но Павлинка подарка не приняла. Не захотела