Потом-то она научилась и колонку зажигать, и стирать мелочь всякую, трусы-носки, в тазу, выставленном на кухонный стол, и мыть голову под краном в раковине, но это уж потом. Привыкла, и это казалось ей в порядке вещей: постельное белье сдавала в прачечную, в баню на Московском ходила по субботам, там кстати была классная парилка, и когда в девяностые баня закрылась, Лолка даже жалела об этом.
Но вот дитё рожать поехала домой к матери. «Куда я с пеленками-распашонками на кухне? А подгузники, кипятить их что ли? А ребенка где мыть? В комнате? Воду туда-сюда каждый день таскать? В Силламяеве квартирешка хоть и мелкая, однокомнатная, зато с ванной и горячей водой. Ничего, подрастет месяцев до девяти, в Питер вернемся. А пока так. Вовка все равно со своим бизнесом будет сюда каждую неделю ездить. Перекрутимся как-то».
Может, если б тогда не спасовала перед кухонной раковиной и колонкой, не уехала бы в относительно благополучную материну квартиру, Вовчик бы от нее и не ушел. А может и не в этом дело было. Вот сколько раз он ей говорил, чтоб получила эстонское гражданство, а она все отнекивалась, в гробу она видала его, гражданство это, она вообще тут жить не собирается, ей в Питере в кайф. А тут что? Тут болото сплошное, тощища. У них в Силламягах у всех российские паспорта. На хрен эстонские. Еще на курсы ходи, язык изучай, Конституцию. Когда ей ходить? У нее ребенок маленький.
Вовка тогда как раз в «металлический» бизнес втянулся. Там много ребят с ЛИТМО крутилось, все свои, друг друга знают. Возили титан, медь, родину продавали в розницу по мелочи, на то чтоб вагонами вывозить средств не хватало, там другие люди были, посерьезнее, но и мелким шустрилам пока жить давали. Вовчик машину с грузом сопровождал, сидел с водилой в кабине, граница, то-се, покупатель, расчет, потом к жене под бочок, к теще на блины. Удобно.
Под Кингисеппом, километров двадцать не доезжая, приметил он на дороге полуприцеп. Брошенный или забытый, или бог его знает, почему стоящий на обочине. По одну сторону шоссе – лес, по другую – поля пустые, травой заросшие. Никакого жилья рядом нет. Он раз мимо той телеги проехал, два… А на третий – подъехал на тягаче, на той самой скании с лолкиного двора, с Ромкой-Пырой за рулем, они шаланду цмык, подцепили и в Силламяево оттащили, прямо теще под окно. Документы купили, на учет поставили, на эстонские номера. На Лолку оформили задним числом, аж с восемьдесят третьего года, когда у нее еще прописка местная была. Чего там: карточку оформить, в деревянный компьютер сунуть. Заплати и лети. За все про все двести восемьдесят баксов ушло, говно-вопрос.
Все у Лолки было хорошо: девочка подрастала, она вязала дочке кофточки и пинетки, распуская свои еще школьные свитера, муж приезжал каждую неделю на пару дней-ночей, пригонял шаланду полную не кефали, конечно, ясен пень. Нормальное существование. Без катаклизмов. Всяко лучше, чем в школе за копейки балбесам вечные истины вкручивать.
И вот она вернулась в Питер окончательно и бесповоротно, с вещами, новеньким видеомагнитофоном Sony, коробкой кассет с классными фильмами и годовалой Алешкой. Вернулась,