Белокурый. Грубое сватовство. Илона Якимова

золотые замки, хрустальные короны сулил он Большому Гарри! Как сыпал «ваш покорный слуга», какой каллиграфический почерк, какое страстное желание угодить, какие шелковые, изящные обороты слога! То, что Генрих Тюдор верил ему тогда, Белокурый мог приписать только тому факту, что молодящийся старик был занят своими делами больше, чем делами Шотландии, и намеревался в шестой раз жениться – несмотря на слухи о мужской немощи, подагру, чудовищно болезненную зловонную язву на ноге. Не жена ему была нужна, а сиделка. И, возможно, втайне понимая весь фарс своей теперешней жизни, особенно остро король-жених торопил своего посла в Эдинбурге об устроении брака принца Эдуарда с королевой Шотландии – с королевой пяти с небольшим месяцев от роду, лежащей в колыбели, которую в полном церемониале хотя бы на час в день велела выносить в большой холл Линлитгоу Мария де Гиз – и пели трубы, и возглашали герольды: «дорогу королеве!», «королева изволит забавляться музыкой», «королева изволит идти опочивать»… Генрих Тюдор алчно желал верить в то, что есть люди, принадлежащие ему душой и телом – и потому, что был поглощен великой идеей слияния двух государств, и потому, что сознавал хрупкость этой великой идеи также. И он торопил своего посла и «согласных» лордов, и слал все более угрожающие письма регенту и Марии де Гиз, и платил – платил много, платил за свою веру в иллюзию, которой не суждено было сбыться никогда.

      На южных границах Мидлотиана стояли войска, гарнизоны английского Приграничья, которыми сейчас командовал Джон Дадли, находились в состоянии боеготовности за сутки, а королева-мать и регент оба обращались к Генриху – о согласии и примирении, об обмене послами, но получали в ответ все то же: требования о передаче в руки англичан Марии Стюарт, об обручении ее с Эдуардом Тюдором, о воспитании королевы Шотландии в Лондоне, о встрече посольств в Бервике для выработки условий брачного контракта… иначе немедленная война, денег для которой в Шотландии не хватало и в лучшие годы, а вся поддержка Франции пока что была – пустозвон и самохвал Леннокс, в злобе блуждающий по Хайленду для сбора ополчения среди своих. Марию де Гиз, уж на что была выдержана, лекари и фрейлины отпаивали в личном кабинете от обморока – обговорила с Садлером все тонкости, закончила прием, распустила ближних лордов, весьма любезно простилась с горцами и теми, кто не стоял открыто за регента, а чуть вошла к себе – упала замертво в нервном припадке. Какая там вдова, ищущая третьего мужа… больше всего на свете она, поставленная между выбором «война или обручение дочери», боялась – и справедливо – разлучения со своим ребенком. Для того, чтоб этого избежать, возможно, ей придется наружно согласиться и на английский брак – тогда регент выпустит ее месте с дочерью из Линтлитгоу в Стерлинг… «Партия регента и английского брака» была такова: Ангус, Питтендрейк, Глэмис, Гленкэрн, Кассилис, Флеминг, Сомервилл, Грэй. «Партия королевы-матери»