Он развернулся и нагнулся, чтобы пробраться наружу, но его остановил медвежий голос, который снова стал более мягким:
– Подожди, тебе же холодно. Возьми мою шкуру, – и она запустила когти в шерсть на своей груди.
– Да нет, мне совсем не холодно.
– А я говорю, постой.
– Нет, нет! – Тима в ужасе уставился на эту картину, уже видя, как в темноте среди меха на груди поблескивают струйки крови, – мне не нужно, нет!
Он снова бросился бежать, его ноги, «недостаточно сформированные» по словам бабули, мамы, врача, кого там еще, мелькали среди серых стволов, среди совсем уже навалившейся темноты, и он даже не плакал. Кажется, волки были не так страшны, как кровь этой усталой, слабой, бесполезной Медведицы. «Норд-ост», «нарост», «насквозь», и почему он не спросил! Что теперь делать, куда теперь идти?
Тима оказался прямо перед ними. Шесть пар злобных глаз, сильные лапы, уверенная стойка. На какой-то момент Тима подумал, что хотел бы быть таким же, быть одним из них, и ничего не бояться. Вожак снова первым подал голос:
– О, смотри-ка, кто объявился. Ну ты и грязный. В дерьме валялся?
– Точно, в дерьме! – заржали остальные.
– Что, Медведица не помыла?
– Точно, возвращайся, скажи, чтоб искупала тебя!
– Да ей самой помыться не помешает, этой старой грязной…
У Тима перехватило горло. Он вспомнил когти, разрывающие шкуру на груди. Как он сейчас злился на нее, но как ему было ее жаль. Эта болезненная жалость перевесили остальные чувства, и он крикнул так уверенно, насколько мог:
– Заткнитесь, идиоты!
– Как ты нас назвал?… – вожак как будто ждал этого. Волки обошли Тиму кольцом, один из них подло сзади прыгнул ему на спину, схватил за футболку и потянул на землю. Тима упал, и теперь снизу вверх смотрел на оскаленные морды, склоненные над ним. Ему было стыдно, что он такой слабый, что не может прямо сейчас встать и разметать их. Но от этого сил не прибавлялось. Наоборот, он чувствовал, что волки в своем праве. Он всё-таки попытался пнуть ногой наглую морду проходящего мимо крупного самца, но попал вскользь по плечу, и волки только снова заржали.
– Ты тряпка, ну посмотри на себя. Тебя даже бить противно.
Тима вдруг охватила жалость к себе – наверное, самое неподходящее сейчас чувство. Он представил себя, брошенного всеми, маленького, без защиты, без любимой футболки, с ссадинами по всему телу. Хотелось звать Медведицу, но они и ее обидят, никто не сможет защитить его. Тима заплакал, и, видимо, на языке волков это был знак: «бейте меня». В лицо кто-то бросил горсть мокрой земли, удары и укусы посыпались один за одним.
Вдруг в воздухе четко раздались хлопки огромных крыльев. Невероятно большой филин мягко опустился на поляну, заслоняя своими крыльями маленького мальчика. Волки нехотя разбежались, а Тима свернулся калачиком под этими крыльями и плакал навзрыд, как будто он совсем-совсем маленький, не умеет «занять себя», не знает матерных слов, не понимает фразы «такая ситуация».
– Тише, тише, – успокаивал его Филин, это не