Как в любой «барской», по ироническому выражению Успенского, усадьбе, на участке был выкопан и зарыблен пруд, пользоваться которым разрешалось всем желающим.
Перед крыльцом «залы» на большой клумбе цвел куст роз, подаренных друзьями писателя с Волхова.
Гости приезжали к Успенским довольно часто, но массовое нашествие было, по обыкновению, в день именин Глеба Ивановича 24 июля.
Глеб не раз приглашал меня посетить его «имение». Мне удалось выбраться к нему впервые в 1882 году, когда жизнь в доме по-настоящему только налаживалась. Глеб Иванович заприметил мое приближение издалека и вышел встречать на мостик за оградой сада. Мы троекратно по-русски облобызались. Едва оглядевшись, я огорошил Успенского невинным, на мой взгляд, вопросом:
– Ну а где же здесь живет Иван Ермолаевич?
Он посмотрел на меня с недоумением и, не вдаваясь в подробности, ответил:
– Э, батенька Иван Силыч, его отсюда не увидишь[2].
Глебу первым делом захотелось показать свои владения. И он повел меня в сад.
Сад совсем юный, поэтому «рекогносцировка местности», как выразился Успенский, оказалась непродолжительной. И, сказав, что «соловья баснями не кормят», Глеб Иванович повел меня к дому.
Гостей в этот мой приезд было немного. Две молоденькие девицы, видимо, местные учительницы, да хмурого вида мужичок, которого Глеб называл соседом. У длинного стола внизу вместе с Александрой Васильевной хлопотала начинающая писательница (тогда, по-моему, в журнале «Слово» появилась какая-то ее повесть) Варвара Починковская, как я понял, близкая к семье Успенских. Представлять друг другу гостей Глеб Иванович не стал, буркнув:
– Познакомитесь за столом.
Стол был по-деревенски прост, не отличался особым разнообразием блюд, но располагал к поглощению сытной пищи. Я налегал на приготовленный Александрой Васильевной капустный пирог с рыбой. Водочка лилась исправно, грибочки после каждой рюмки сами просились в рот. Но такая «смешанная» компания не располагала к разговору, который бы объединил всех, а уж о доверительной беседе с Глебом я и не думал, хотя надеялся, что, когда ему надоест вести обременительные «светские» беседы, он начнет нецеремонно искать уединения.
Девицы во все глаза молча смотрели на Глеба Ивановича. Писательница порывалась продолжить начатый, видимо, до моего прихода разговор с Успенским о ее новом произведении. Она буквально подпрыгивала на стуле, пытаясь вклиниться в общие, приличествующие случаю здравицы в честь именинника. Хмурый мужичок помалкивал, только негромко крякал после каждой рюмки и вытирал рот, усы и бороду большим клетчатым платком.
Глеб Иванович,