Александра Васильевна уже не раз заглядывала в «залу», но не осмеливалась прервать Глеба Ивановича. Потом, когда гул в гостевой комнате усилился, она набралась смелости и пригласила нас в общую компанию. Уходя из «залы», Глеб подытожил:
– Вот теперь, Иван Силыч, вы знаете, откуда у меня склонность к разведению садов…
9
Глеб рассказал мне много интересного. Но самое неожиданное ждало меня впереди.
В комнате, где шло празднование, было жарко и дымно. Стоял разноголосый гул.
Семен Семенович что-то увлеченно рассказывал «мышке», а «сосед» поддакивал полногрудой блондинке, кивая в такт заметно ослабевшей головой.
– А, отшельники заявились, – громогласно возвестил он при нашем появлении.
Все поднялись, и вновь прибывшие гости приступили к здравицам в честь надоевшего Глебу Глеба Ивановича.
После нескольких тостов «сосед» ощутил необходимость подышать свежим воздухом и взглядом пригласил меня с собою. Мы вернулись за тот столик в «зале», где я только что сидел с Глебом.
– Ну, и о чем же вы секретничали с Глебом Ивановичем? – поинтересовался он, протянув жаркую пухлую руку. – Петр Михайлович я, – представился. – А ты, я понял, Силыч. Ты уж извини меня, я буду без лишних этикетов…
Я возражать не стал и коротко рассказал, о чем мы «секретничали». Слушал он не очень внимательно, но суть нашего разговора с Глебом уловил.
– Верь не верь, Силыч, – вдруг взбодрился Петр Михайлович. Лохматая голова с проседью выпрямилась, маленькие серые глазенки обрели осмысленный вид. – Но мой отец Михайло Михайлович тоже был не без странностей и баламут превеликий. Наследство от моего деда получил достаточное, чтобы вести разгульную жизнь: имение с домом в Подмосковье, обширный земельный участок в лядиных новгородских. Там, когда откуролесил свое, построил деревянный двухэтажный дом с мезонином, в котором я сейчас и обретаюсь, баню, просторную людскую, сарай, скотный двор, погреб. Помер он, царствие ему небесное, – Петр Михайлович перекрестился, – лет семь назад. Места эти, несмотря на полчища комаров, ему нравились. Охотник он был заядлый. А тут и зайцы, и лисицы, и тетерева, и вальдшнепы, и бекасы… Как говорится, всякой твари по паре. Да и на медведя иногда хаживал.
Но это все позже, когда он обрел мало-мальски осмысленную жизнь. Да и в молодости вроде бы все у него попервоначалу хорошо складывалось. Поступил в питерский университет, но, проучившись два года, бросил, загулял и пустился в странствия. Особо много он о них не распространялся, но и того, о чем рассказывал, иному бы и за всю жизнь не обходить – не объездить. Даже в Сибирь