– Ведь писатель вашего уровня, – сказал ему один тамошний редактор, – способен увидеть то, что надо даже там, где его нет.
И он это все увидел. Но, коль включить небольшое лукавство, не заметил. Точнее, не запомнил. Ведь не все сникают перед обстоятельствами.
Нагнал двоих вальяжно движущихся старичков. Оба при третьих ногах, то есть при тростях.
Наверно, вспоминают что-то не очень веселое, если один сказал:
– Землю для могил рвали аммоналом.
Второй молчал. Только, видимо, в такт шагов, кивала его шляпа.
И в это время Алексею Максимовичу пришла на ум фраза, которую он непременно использует, ежели все же вздумает выступить в итальянской прессе о России.
«Люди живут там с каким-то аккуратным достоинством».
И это будет правдой.
Незаметно наступил вечер. А потом и ночь. А он все шел и шел. В буквальном смысле, куда глаза глядят.
Как бы заряжался некой откровенностью, которую очень скоро вновь увезет за границу. И уже по поздноте был все же узнан.
– Это вы, Алексей Максимович? – спросил его вислогрудый юноша.
– Если не возражаете, – весело ответил Горький, порядком намолчавшийся за последнее время.
– Можно я вам кое-что почитаю? – застенчиво вопросил молодой человек.
– Прозу или поэзию? – уточнил Горький.
– Стихи, – выдохнул юноша.
– Ну тогда давайте где-нибудь присядем. – И уточнил: – Поближе к фонарю.
– Да что вы? – остановил эти его поползновения поэт. – Я свое все до последней строчки помню наизусть.
И все же они сели. И – под лампочкой.
Юноша читал, захлебываясь, словно Горький мог его не дослушать и уйти, сославшись на недостаток времени.
Шатучим ливнем измочален,
Стою под дубом вековым,
Одной заботой опечален,
Что каждой строчкой повторим.
Что нет во мне того, что ново,
Что нет во мне того, что вдруг
Чему-то явится основой
И разомкнет порочный круг.
А кто-то от избытка страсти
Наполовину глуп и пьян,
Монетой, брошенной на счастье,
Летит в свирепый океан.
И замирают от восторга
Все, кто в свидетели пошли,
Когда его везут до морга,
Как покорителя земли.
Молодой человек умолк.
Не подавал голоса и Горький.
«Сейчас он спросит: «Ну как?» – думал Алексей Максимович. – И этим испортит все впечатление».
И он чуть присмежил глаза.
А когда их открыл, юноши рядом уже не было. И почему-то вспомнил, как описал Пушкин посещение их лицея Державиным. Вельможный поэт дремал, когда будущий гений читал ему стихи. Так подумал о нем, видимо, и этот его случайный знакомый.
Но он не затеряется. Поскольку стихи у него не так уж заурядны, чтобы остаться незамеченными не только им.
Он тяжело поднялся и двинулся по направлению к дому, бубня:
– Шатучим