Но любопытной, как потом оказалось, она была только для капитана. А для Авенира она предстала собранием всех кошмаров и ужасов, которые ему приходилось когда-либо переживать.
О нем был снят целый фильм.
И начался он вроде бы с совершенно безобидного. Берлинер сидел в некоем дворе и давал кому-то невидимому интервью.
– Во-первых, назовитесь, – сказал закадровый голос.
– Я – Берлинер Авенир Михайлович, профессор.
– Если не перетекать в прошлое, что, вы считаете, нужно, чтобы духовно обновить народ?
– Нужна новая общественная установка.
– Какая же?
– Та, которая исключит идеологический диктат, после чего нравственные проблемы не будут восприняты с такой яростной нетерпимостью.
Он в энергичных выражениях высказал, как ему показалось, необходимый аргумент – прикосновение своей доли к чьей-либо еще.
На втором плане был какой-то не очень понятный зрительный ряд. Там – с крехтом – кто-то взлезал на лошадь, по двору, погогатывая, лаптежно ходили гуси. Тут же похаживал конфузливый кот.
– Вы в детстве совершали неблаговидные поступки? – спросил голос.
– Конечно, – ответил Берлинер. – Приду на базар, притворюсь этаким несчастным, всеми позабытым-позаброшенным. А как торговка отвернется, я посхвачу с прилавка яблоки и – деру.
Он никак не мог остановиться в признаниях:
– Сходный опыт был у меня…
– Как видите, профессор Берлинер нормальный уравновешенный человек.
На экране небольшое затемнение, потом на фоне рябоватых берез голос возвестил:
– А сейчас мы вам покажем фильм, который называется «Падение Берли… нет, не Берлина, а Берлинера». Смотрите и не думайте, что это подделка или досужий вымысел.
В кадре появляется что-то похожее на древний щит воина. Вот оно вырисовывается явственнее, и теперь видно, что это человеческий ноготь большого пальца ноги.
И тут же визгливый вопль Авенира:
– Вы ногтя моего не стоите!
И снова голос за кадром:
– Так пропадает интеллект и падают в глазах люди, восжелавшие получить мировое гражданство.
В кадре паспорт Берлинера, испещренный визовыми печатями.
И снова голос:
– А теперь посмотрим, что же он из себя представляет на самом деле.
И тут Авенир увидел себя голым. Совершенно раздетым. В чем мама родила. Хотя в семье бытуют россказни, что он родился в рубашке.
И рядом с ним – тоже голая – та самая сисястая горничная, которую он намедни назвал крокодилом. И он идет к ней на сближение, хватает ее за груди, сует сосок в рот.
Что было потом, Берлинер видел как в обмороке.
– Как все это могли снять, – на стоне спросил он, – когда в жини ничего подобного не происходило?
– Вот это мы и хотим установить, – сказал