Полутемно иль полумрачно
В том доме, где когда-то я
Вдыхал суровый дух барачный
Как главный символ бытия.
Кем стать,
Кем быть –
Не все равно ли,
Лишь только б голод пережить,
Лишь было б меньше лжи и боли,
И больше б пользы совершить.
Почти газетные мышленья,
Почти страдальческая блажь.
Ведь простодушные лишенья,
Увы, другому не отдашь.
Когда же долгий мир изменит
Неузнаваемо все то,
Что в нас до срока спит и дремлет,
Чтоб выдать сумрак несвятой?
«Кто свою судьбу не комкал…»
Кто свою судьбу не комкал,
Кто чужую не терзал,
Тому нечего потомкам
Рассказать, как жил-дерзал.
Тот, кто голову на плаху,
Как благой сосуд, не нес,
Тот всю жизнь прожил под страхом,
Не познав ни бурь, ни гроз.
Тот, кто в праведности вечной,
Как святоша, блюл себя,
Тот не знал тоски сердечной,
Тот не мучился, любя.
У кого благополучно
Все, к чему благовелел.
Вот кого продать поштучно
Сам всевышний повелел…
«Уняться бы уму…»
Уняться бы уму
И охолонуть сердцу.
А там бы –
Хоть в тюрьму,
Ко всем чертям бы деться!
Но совесть на ножах
Со всякой новой мерой.
На свой и риск и страх
Преследую химеру.
И вижу, как круглит
Она глаза незряче.
И по ночам кричит,
А может, только плачет.
И, видимо, я зря
Ее за то пытаю,
Что, честно говоря,
Ничто о ней не знаю.
«Осторожно подбирая ноту…»
Осторожно подбирая ноту,
Под окном зацвенькала капель.
И тревожней стало отчего-то,
Словно март стремился не в апрель.
Словно вьюги впереди летели,
А тулуп-то продан сгоряча.
Оттого озноб завелся в теле
И не лечит чарка первача.
Может, только у меня бывает
Это ощущение беды,
Когда почки тихо набухают
И стоят сторожкими сады.
А капель-то знай себе считает,
На секунды делит день за днем.
И благая песня оживает
В сердце затревоженном моем.
Мумиё
Ты мое совершенство,
Ты терзанье мое,
Погрузи во блаженство
Своего мумиё.
В ту глухую волшебность,
От которой порой
Вся на свете лечебность
Станет пресной игрой.
Мумиё-мумиёка,
Мне все это иль яд?
Или призрак востока,
О котором молчат?
«Полет шмеля безбольней пули…»
Полет шмеля безбольней пули,
Но все равно он злой полет,
Когда