– Так вот мать этой Светы, – чуть прояснил Луканин то, что вовсе было непонятно Клюхе, – только недавно преследовать перестала. Такую уйму денег из меня вытащила.
Проводив Луканина до такси, где Кольке, естественно, места не досталось, Клюха, никак не представленный знаменитому поэту Чекомасовым, понуро поплелся прочь, с уже упомянутой радостью, однако чуть приперченной подробностями из жизни этого московского «барина».
Марину он встретил у дома. В слезах.
– Чего ты плачешь? – спросил.
– Уходи! – не отвечая на вопрос, посоветовала она. И уточнила, однако, довольно туманно: – Я вас никого видеть не хочу!
И Клюха ушел.
Но не из-за покорства. А оттого, что не знал, чем ее утешить: сказать ли ей, чтобы не обижалась на Луканина, совершенно не выделившего ее из толпы девушек, что его встречали, или, каким-то непостижимым образом, оправдать Чекомасова, тоже забывшего о ее существовании, едва увидев барственного друга.
Зато уже на второй день Клюха, встретив Марину, заметил, что к ней вернулось все прежнее: и вмерная веселость, и довольно бесшабашное шаловство, и, главное, та улыбка, которая плодит на щеках такие симпатичные ямочки.
Нынче же, в эту, как бы сказал Перфишка, «лунявую» ночь, Клюха впервые в жизни ждал назначенного накануне свидания.
Марина так и сказала, вернее, пропела:
– Приходи на свиданье, только без опозданья.
И он пришел. Когда она велела. Только Марина почему-то в назначенный час не явилась. И вот теперь, изнемогая под всевидством луны, Клюха ходил вокруг да около ее дома, то и дело задирая голову на окна их квартиры, в которых, перемещаясь из одной комнаты в другую, неприкаянно бродил свет.
А когда он, наконец, погас и Клюха засобирался уплестись восвояси, до его слуха долетел смех Марины.
Присев все за тем кустом, за которым он обычно коротает свое ожидание, он увидел две в обнимку приближающиеся фигуры.
– Ну довольна ты временем, что провела со мной? – спросил Перфишка.
– Весьма! – ответила Марина.
– А когда мы с тобой встретимся еще? – с известной Клюхе игривостью, спросил Мордяк.
– Никогда! – просто ответила Марина.
– Почему так жестоко? – полюбопытничал Перфишка.
– В каком смысле?
– Во всех. Хо-хо! – всхохотнул Мордяк. – У нас в хуторе говорят: «Обманула: дать дала, а замуж не пошла!»
– Пошляк! – бросила Марина и направилась в свой подъезд.
2
Наверно, это все же была ничья.
Хотя после первого же удара, которым Клюха подавил самодовольную улыбку на морде Перфишки, он оказался на земле. Вернее, не то, что упал, а как бы споткнулся, что ли, приземлившись на колени.
И пока он вставал, вернее, вскакивал, Клюха успел еще один раз достать его левой, в которой был зажат камень.
Этот удар пришелся вскользь, и, провалившись после его исполнения, Клюха сам оказался на карачках. И тут Перфишка ломанул его под дых ногой.
Луна