– Дорогой, каким тебя ветром сюда занесло? Что ты делаешь так далеко от жены и дома?
Узнав о цели визита Салауддина, лейтенант помрачнел и покачал головой.
– Не знаю, что тебе и посоветовать. Бои там были недавно. Федералы Арби Бараева ловили. Арби они не поймали, но сам понимаешь, гуся щиплют, пух и перья в разные стороны летят.
Это Салауддин понимал, даже слишком хорошо понимал.
– Автобусы у нас не ходят, – наставительно сказал лейтенант. – В попутные машины садиться не рекомендую. Сам понимаешь, тут такое дело, не знаешь, к кому сядешь. А главное – вылезешь ли обратно или на горной дороге выбросят.
– Доберусь, – сказал Баймиров, забрал назад паспорт и бережно спрятал его в карман рубашки, аккуратно застегнув пуговицу на клапане.
– Один не болтайся, – сказал лейтенант. – Иди с людьми. Здесь многие с базара возвращаются. И по городу зря не броди. В лагерь заберут.
Салауддин лейтенанта в спортивном костюме послушал, но это его не спасло. В тот же день он попал в облаву.
– Понаехало козлов! – зло сказал армейский капитан, небрежно просмотрев документы Баймирова. – К отцу он едет! В спину нас стрелять он приехал! Господи, когда вся это дерьмо кончится? Мне на эти рожи уже смотреть тошно!
Вообще-то это был довольно вольный перевод капитанских слов. Действительную его речь, в которой нецензурных слов было вдвое больше обычных, Салауддин постеснялся бы воспроизвести, несмотря на то, что жил он в селе, а там нецензурный оборот был обыденным, как бутылка водки к обеду, и использовался обычно для связки слов и придания фразе красоты и крепости.
– А этого куда? – спросил небритый и загорелый солдатик в бронежилете, перетянутый «лифчиком» с оттопыривающимися карманами. Был бы солдатик без формы, его легко бы можно было принять за местного жителя с естественно вытекающими из этого негативными последствиями.
– На фильтрацию, – сказал капитан.
И Салауддин Баймиров поехал в лагерь, где путем регулярного взбалтывания задержанных масс контрразведка и оперативники милиции выделяли и отсеивали вредные примеси, которые мешали миру воцариться в республике.
10
Первые дни Салауддин наблюдал и приглядывался.
О том, что произошло с ним, он старался думать без особого раздражения. Понятное дело, люди к миру стремились, с бандитами боролись. А когда рубят лес, то всегда летят щепки. Вот он, Салауддин, такой щепкой и оказался. В конце концов, голодом не морят, палками не бьют, выслушали его, записали все, проверят и отпустят.
Размещался лагерь в когда-то колхозной, а теперь независимой кошаре, которая оказалась свободной от баранов. Впрочем, свободной ли?
Баранов, по наблюдению Салауддина, и в лагере хватало, а охраняли этих баранов не сторожевые псы, а самые настоящие