Спустя три года после смерти деда у бабушки нашли злокачественную опухоль головного мозга. Ее забрали врачи, обследовали и сказали, что сделать ничего нельзя. Я очень долго плакала. В те три года, когда бабушка жила без него, я часто бывала у нее в гостях, чтобы заполнить ее пустоту. Но света в ее глазах я больше не видела. Незадолго до своей смерти, когда стало известно о болезни, она сказала: «Я теперь почти свободна». Я тогда не поняла ее так глубоко, как поняла потом, спустя несколько лет. Мы ведь все заперты здесь в этих клетках. Сота – прозрачная клетка. Вся страна – одна большая клетка. Вся наша жизнь – тем более… Хотя даже если не выдерживаешь и подумываешь, не наложить ли на себя руки – делать этого нельзя. Самоубийц принародно высмеивают, а их семьям устраивают допросы. Хочешь – не хочешь, а что-нибудь да пришьют к делу. Они в этом мастаки. Поэтому только и приходится, что мечтать о смерти. Наверное, и рак мозга она сама себе нажелала, чтобы скорее освободиться. Без мужа, без моего любимого дедушки, жизнь ей казалась еще бесцельней. Она слишком сильно любила моего его, чтобы жить дальше в одиночку. И я ее прощаю.
Моя бабушка всегда была спокойным человеком, и от нее я ни разу не слышала и слова против правительства. Она ни разу не пожаловалась на свою судьбу. Никому никогда не перечила. Пусть я была совсем маленькой, чтобы судить, но снаружи казалось, что ее все устраивает. Я всегда удивлялась, почему она молчит и принимает все как должное. И однажды, когда она осталась одна, и сказала те несколько слов о свободе, я поняла, что просто ошибалась