Которое тепло прочел учитель,
Узнав мгновенно, от кого оно.
И светлых муз небесный предводитель,
К ним заглянул приветливо в окно,
И книги осветили их обитель.
Хоть голодал Михайло в нищете,
Духовной пищей были книги те.
Учить латынь, наверно, было нудно,
Влача в тоске холодных келий дни
И на гроши питаясь очень скудно.
Они бежали, как из западни,
Всё в госпиталь, где хоть учиться трудно,
Зато харчами миски там полны.
Стал госпиталь за Яузой-рекою
От голода заманчивой мечтою.
Тот госпиталь Михайло знал, конечно,
Ходил туда по праздникам к друзьям
И на Бидлоо-госпиталь беспечно
Взирал порой, как первый грубиян.
Копался в книгах Ломоносов вечно —
Он истину искал по книгам сам,
А в госпитале в целях экономии
Учиться стал попутно анатомии.
Жить к бурсакам Михайло не пошел.
Тому, однако, тоже есть причина:
Он жизнь тогда монашескую вел —
За книгами (Всю ночь горит лучина).
Имел он там друзей, радушный стол,
Со скальпелем был дружен, молодчина.
У хирургии он стоял основ,
Им восхитился б даже Пирогов.
Он проявил блестящие способности,
Переведен был за год в третий класс
И все ж своим характером особенным
Учителей смущал уже не раз.
Так Сеченев на многих был озлобленный,
Завистливых, ревнивых, хитрых глаз
С Михайлы не спускал и ждал момента,
Чтоб сковырнуть с улыбкой претендента.
Хоть им доволен был архимандрит,
Но в отношеньях с ним – не очень ладно…
Он похудел, но был здоров на вид
И поражал друзей учебой жадной.
К Познанью разыгрался аппетит!
Чтоб преподать ему урок наглядный,
На их экзамен прибыл Феофан,
Среди владык имевший высший сан.
Имел он многочисленных врагов
И пребывал в великой грозной силе:
Пытал на дыбе сам еретиков,
Деяние ж Петра в забытом стиле
Воспел в стихах. Однако был суров
И староверам обломал их крылья,
Но в этой схоластической тюрьме
Добился Ломоносов реноме.
Гость жестом попросил всех выйти вон,
Остался с Ломоносовым одним.
Оставив для других суровый тон,
Приятную беседу начал с ним.
Он спрашивал свободно обо всем
И отвечал ему как будто сын
Душевно, откровенно, без опаски,
Ни сана не боялся, ни огласки.
За дверью жадно слушал Виноградов,
О чем беседа задушевно шла.
Что друга ждет – опала иль награда,
К чему тропа беседы той вела?..
А недруги заране были рады,
Они ему желали только зла.
Архимандрит,