История Рима от основания Города. Тит Ливий

покрытый потом и кровью, исторг из рук неприятелей почти самого Юпитера? Или полуфунтом мукиотблагодарили спасителя отечества? И вы позволяете, чтобы тот, которого вы почти причислили к небожителям, по крайней мере по прозвищу приравняли к Юпитеру Капитолийскому[415], влачил жизнь связанным в темнице, во мраке, находясь в зависимости от произвола палача? Итак, одного человека было достаточно, чтобы помочь всем, а такая толпа вовсе не в силах помочь одному человеку? Уже и с наступлением ночи толпа не расходилась оттуда и грозила разрушить тюрьму, как вдруг Манлий был освобожден сенатским постановлением: так плебеи получили то, что были готовы исторгнуть силою. Однако это обстоятельство не положило конца мятежу, а только дало ему вождя.

      В те же дни дан был суровый ответ латинам и герникам, а вместе с ними и колонистам из Цирцей и Велитр, желавшим оправдаться от обвинения в участии в вольскской войне и требовавшим выдачи пленников, чтобы наказать их по своим законам; ответ колонистам был еще суровее, так как они, будучи римскими гражданами, составили преступный план осадить родной город. Итак, не только было отказано в выдаче пленных, но было приказано от имени сената, чтобы они поспешили убраться из города с глаз римского народа, под угрозою, что их не защитит право послов, учрежденное для чужеземцев, а не для граждан; к союзникам, однако, эта мера применена не была.

      18. Когда мятеж Манлия снова разгорался, под конец года были созваны комиции и избраны военными трибунами с консульской властью Сервий Корнелий Малугинский (во второй раз), Публий Валерий Потит (во второй раз), Марк Фурий Камилл (в пятый раз), Сервий Сульпиций Руф (во второй раз), Гай Папирий Красс, Тит Квинкций Цинциннат (во второй раз). В начале этого года [384 г.], как нельзя более кстати для патрициев и для плебеев, извне господствовал мир; плебеи, не отвлекаемые набором, надеялись при помощи такого сильного вождя отбиться от ростовщиков; патриции радовались, что никакой страх извне не отвлекает их внимания от усмирения внутренних несогласий. Итак, ввиду сильного ожесточения обеих партий в близком будущем предстоял бой, и Манлий, приглашая плебеев к себе на дом, днем и ночью совещался с главарями относительно переворота, причем его решимость и раздражение значительно усилились сравнительно с прежним. Раздражение воспламенял недавний позор, так как дух Манлия не привык к оскорблениям; решимость давало ему то обстоятельство, что диктатор не дерзнул применить к нему ту же меру, какую применил Квинкций Цинциннат к Спурию Мелию, ненависти же, вызванной заключением его в оковы, не только убоялся диктатор, сложивший власть, но не мог выдержать даже сенат. Ободренный и раздраженный всем этим, он волновал такими речами и без того уже возбужденные умы плебеев: «Докуда же, наконец, вы будете оставаться в неведении относительно сил своих, тогда как природа не пожелала допустить этого даже у животных? Сосчитайте, по крайней мере, сколько вас и сколько противников. Если бы вам предстояло идти одному на одного, то я все же думал бы,