25. Когда при подсчете пленников узнано было несколько тускуланцев, они были отделены от других, приведены к трибунам и на допросе сознались, что поступили на службу по решению общины. Под влиянием страха перед войной с такими близкими соседями Камилл заявил, что он сейчас же отведет пленников в Рим, чтобы отпадение тускуланцев не осталось неизвестным отцам; временное начальство над лагерем и войском он предлагает принять товарищу. Один этот день послужил для него предупреждением не предпочитать своих планов лучшим; но ни сам он, ни в войске никто не думал, что Камилл отнесется достаточно кротко к его вине, из-за которой государство могло очутиться в таком опасном положении; и в Риме, и в армии в один голос говорили, что в земле вольсков дело велось с переменным счастьем, что в поражении и бегстве виноват Луций Фурий, а слава победы всецело принадлежит Марку Фурию.
Когда послы были введены в сенат, и отцы, решив преследовать тускуланцев войной, поручили вести ее Камиллу, он потребовал себе одного помощника; когда же ему предоставлено было выбрать из товарищей, кого он захочет, вопреки всеобщему ожиданию он пожелал Луция Фурия. Этой скромностью он ослабил позор товарища и приобрел себе огромную славу. Но с тускуланцами войны не было: решительным миролюбием они остановили ту римскую силу, которую не могли остановить оружием. При вступлении римлян в их пределы они не покинули мест, лежащих по пути, не прервали обработки полей; открыв городские ворота, мирные граждане толпою вышли навстречу вождям, предупредительно подвозя войску в лагерь съестные припасы из города и с полей. Разбив лагерь перед воротами и желая знать, то ли же миролюбие, которое было видно в деревнях, господствует и за городскими стенами, Камилл вступил в город; видя, что двери отперты, что в открытых лавках все товары разложены на виду, что ремесленники заняты каждый своим делом, школы оглашаются голосами учащихся, улицы наполнены мальчиками и женщинами, идущими среди прочей толпы туда и сюда, куда требовали дела каждого, что нигде нет ничего похожего не только на страх, но и на удивление, он смотрел кругом, ища глазами, где же война; до такой степени не было никакого признака, чтобы что-нибудь было скрыто или подготовлено сообразно обстоятельствам; всюду царил такой прочный мир, что, казалось, туда едва ли мог дойти даже слух о войне.
26. Итак, побежденный покорностью врагов, он приказал созвать их сенат. «До сих пор одни вы, тускуланцы, – сказал он, – нашли настоящее оружие и настоящие силы защитить себя от гнева римлян. Идите в Рим к сенату; отцы рассудят, заслужили ли вы ранее больше наказания, чем теперь милости; я не предвосхищу вашей благодарности за