Арсеньев стоял, опершись сжатыми кулаками о стол. Челюсти его напряглись, глаза посветлели от гнева.
– Может быть, ты возьмешься командовать дивизионом? – спросил он. – А мне оставь пятерых с лидера и мой флаг.
«Самого тебя еще надо воспитывать, тебя – героя, боевого флотского командира! – думал Яновский, глядя на него. – Что же говорить о мальчишке? Кто сразу родился готовеньким, отшлифованным, отполированным?»
– Нет, дорогой друг, – произнес он вслух, – литейного цеха мало. А токари, фрезеровщики, шлифовщики для чего?
Он сдержал негодование, которое нарастало в нем против Арсеньева.
– Слушай, Сергей Петрович, нас обоих послала на сухопутный фронт партия, послало наше правительство, наше командование, так что нервам своим воли не давай. Не к лицу это тебе. А таких, как Сомин, у нас полдивизиона. И все-таки будет у нас отличная боевая часть под твоим командованием.
– Ты отменил мой приказ, – тихо сказал Арсеньев, изо всех сил закусывая незажженную папиросу.
Яновский щелкнул зажигалкой:
– Прикуривай! Плохо ты помнишь свои приказы. Ты сказал: «Приведут – отправить в трибунал». Так? А его никто не приводил. Сам бежал за дивизионом изо всех сил. К передовой бежал, аж чуть сердце не лопнуло. Хуже смерти для него мысль, что выгонят из части. Разве можно отдавать таких людей?
В дверях показался офицер связи. Он принес пакет. Арсеньев рванул его по диагонали, прочел и сказал:
– В шесть утра – играем! Три дивизионных залпа. Вот сюда! – Он указал точку на карте, и оба они склонились над ней. Теперь обоими владела только одна мысль: гнать немцев от Москвы! Все остальное казалось мелким и не заслуживающим внимания.
6. Дивизион идет на юг
Наутро началось наступление. В грохоте артиллерийской подготовки потонуло все личное, что было у каждого. Конечно, Сомин не забыл о своей беде, но среди тех дел, которые происходили сейчас у него на глазах, некогда было тосковать, мучиться и вспоминать.
Враги уходили на запад, а вместе с ними как будто отходил и мороз. Стало теплее. Небо посветлело, поголубело. В нем чуть заметно угадывался приближающийся перелом в сторону весны.
Теперь стреляли ежедневно. Дивизион давал залп и быстро менял позицию. Орудийная стрельба слышалась непрерывно, и время от времени к ней присоединялись густые раскаты реактивных установок. Где-то